Шакти свернула с дороги и оставила автомобиль на стоянке для посетителей лагеря фургончиков. Стоянка была обозначена корявым знаком, нарисованным от руки. Она вышла из машины. Дул холодный ветер, под ногами бежала поземка [общая деталь, но она добавляет эпизоду реализма]. Старый фургончик Стеклса стоял на невысокой насыпи. Кто-то давным-давно разбил одно из окон, и теперь оно было заколочено выцветшим куском фанеры [говорящая деталь: хозяин фургончика — бездельник и лентяй]. Навес подпирали две жерди [еще одна говорящая деталь: Шакти оказалась в дыре]. У двери лежали старые ржавые матрасные пружины, а на дороге стоял старый измятый джип. Дверью в джипе служил кусок изорванной парусины. [Чем больше деталей, тем больше реализма в описании.]
Поземка ледяной змейкой заползала Шакти в ботинки. «Я всему придаю слишком большое значение, — подумала она. — Надо сконцентрироваться и прочувствовать момент». [Говорящие детали, характеризующие героиню.]
Она ошутила, как сердце уходит в пятки. Страх? Страх перед этим человеком? Что он ей может сделать? Ударить? [Читатель узнаёт о чувствах героини, перед ним загадка: как будут развиваться дальнейшие события. Попытка заставить читателя сопереживать.] Форест Вольнер сказал, что днем, пока Рэд Стеклс еще слегкатрезвый, он не представляет опасности. [Возникает загадка: представляет ли Рэд Стеклс опасность в данный момент?]
Шакти сделала несколько глубоких вдохов. Страх — дурной знак, свидетельствующий, что она еще далека от того состояния отстраненности, которого, как ей думалось, она почти достигла в Беркли. Сейчас Шакти казалось, что до Беркли многие тысячи световых лет [раскрываем внутренний конфликт].
Она постучала и услышала внутри звук шагов. Телевизор выключили. Дверь открылась.
Перед ней стоял человек в распахнутом фланелевом халате. Под халатом на нем были спортивные шорты до колен и старая футболка с надписью «Ковбои Далласа». Человек являлся обладателем узкого вытянутого лица, редкой темно-рыжей бородки с проседью и таких же темно-рыжих волос, ниспадавших ему почти до плеч. Он показался ей похожим на одного из узников ГУЛАГа, о котором она читала в русском романе. [Шакти становится его жаль.] Человек ухмыльнулся. У него были желтые кривые зубы.
— Пришла сестричка этого трахнутого ублюдка! Животных вздумал защищать, козлина! Я слышал, ты тут ходишь всем мозги полощешь. [Реплика показывает его отношение к борцам за права животных.]
— Вы мистер Стеклс? — Да, и че теперь?
— Меня зовут Шакти Бокслейтер, — сказала она. — Я хотела бы задать вам пару вопросов. [Бе цель.]
— Так я тебе, сука, на них и ответил. [Сопротивление — конфликт.]
Он начал закрывать дверь.
— Простите, сэр, разве я вам грубила? [Продолжает идти к цели.]
— Да я тебя только послать могу, большего ты от меня не дождешься.
— Сэр, поверьте, мой брат невиновен, а выдвинутые обвинения — вздор. Я делаю все что могу, чтобы ему помочь. Так поступила бы каждая любящая сестра. Я знаю, вы не одобряете движение в защиту прав животных, но мой брат, как любой американец, может свободно высказывать свои мысли. Это называется свободой слова. Вы же в нее верите?
Он неохотно кивнул. [Она сыграла на чувствах — наблюдается эмоциональный «рост».]
— Прошу вас, я задержу вас только на секундочку. Она попыталась войти, но он ее не пустил.
— Слушай, Закти, Бопти, Сракти, как там тебя… короче, нечего мне сказать. Этот защитничек животных, ну, твой братец-мудак, убил Хэгга. Я-то тут при чем?
— Вы видели, как он его убил? Он ухмыльнулся и хлебнул пива.
— Ага. Я, бля, теперь свидетель. [Естественно, он лжет.] Ее как громом ударило. Это невозможно. Он усмехнулся.
— Значит, так. Сижу в «Орле», заваливается твой говеный братец. У мудака куртка нараспашку, под ней еще сраная маечка, а на ней написано «Животные — тоже люди». Ты, бля, веришь? Я что, при таких раскладах сидеть и молчать должен?
— Вы видели, как он дрался с Хэггом?
— Видел. Хэгг уже нажрался, так что, считай, повезло твоему брательнику. Так бы Хэгг ему рога обломал. Потом увидел, как твой брат сваливает, а через пару минут Форест — мужик, который держит гадюшник, сказал, что, мол, все — закрываемся.
— Во сколько это было?
— В час сорок пять. Может, пораньше на пару минут. Я свою порцию хватанул и потопал. Сел в джип, только он у меня старый, чего-то не заводится. Мужики свалили, эта полукровка Шэрон Санка-засранка тоже укатила. Тут выходит Хэгг, твой брательник как выскочит из-за машины, хлобысть его. Хэгг — с копыт — своими глазами видел. [Его слова буквально сшибают Шакти с ног. Естественно, он лжет.]
— Что было потом?
— Потом смотрю, твой братец надевает на него какую-то хрень. Надел он, значит, лосиную маску — и бежать. Так что я все видел. Братец у тебя — убийца.
Шакти уставилась на него. Он ухмылялся и прихлебывал пиво.
— Может, обсудим, во сколько обойдется мое молчание? — сказал он. [Переходим к главному.]
— Где он взял лосиную маску?
— Я почем знаю? С собой таскал. Точно. С собой была.
— Почему вы ничего не сказали шерифу?
— Решил обождать. Вдруг, думаю, удастся сшибить пару-другую бачков. Хочешь, на Библии поклянусь?
— Нет, я хочу, чтобы мы вместе пошли к шерифу и вы все ему рассказали. [Проверяет, не блефует ли он.]
— И на хрена тебе это?
— Вы же говорите правду.
— Ясное дело — правду.
— Вот и хорошо, давайте пойдем к шерифу и все ему расскажем. Или позвоним ему, пусть он приедет. Вы же свидетель! Он с радостью вас выслушает. Только берегитесь! Молли Ранинвулф раскалывает врунов на раз, и если что, она вас привлечет за дачу ложных показаний.
Он задохнулся.
Шакти зашла внутрь, чувствуя тепло, исходящее от старой печки. Пахло пивом, дымом горящих дров и старыми кроссовками. Повсюду валялся мусор, обшивка старого зеленого дивана местами порвалась, и наружу торчала набивка. Телевизор был новый, с широким экраном. Одна из стен была увешана фотографиями, на которых в основном красовался Рэд, запечатленный со старой, согнувшейся в три погибели женщиной. «Наверное, мать», — подумала Шакти.
— Может, теперь вы мне все-таки скажете, что видели на самом деле? [Мы достигли кульминации эпизода. Рэд идет на попятную и рассказывает о том, что знает.]
Он допил пиво и швырнул банку в мусорное ведро, стоявшее у плиты.
— Я видел, как вышел какой-то старикашка, сел в машину и свалил. Потом вышла Шэрон Санденс и села в машину.
— Вы видели, как она уехала?
— Не-а. Решил, она Хэгга ждет. Завел джип и поехал домой. Вот и все, что я видел. [Перед нами развязка данного эпизода.]
Шакти подошла к стене с фотографиями и внимательно посмотрела на изображение женщины, стоявшей рядом с Рэдом. В ее глазах угадывались сила и любовь.
— Ваша мать? — Да.
— Бьюсь об заклад, она говорит вам, что у вас огромный нереализованный потенциал.
— Да, чего-то такое говорит, — фыркнул он. Шакти собралась уходить. Открыв дверь, она повернулась к Рэду:
— Она права. Вы хороший. Очень хороший.
— Она тоже так говорит, — сказал он и смущенно улыбнулся. [Еще больший эмоциональный рост.]
— Я ей верю, мистер Стеклс.
Секунду казалось, что ее слова смутили его. Он улыбнулся и кивнул.
— Поосторожней, ступеньки, кажись, совсем обледенели. Езжай к Шэрон Санденс. Она, может, чего и видела.
— Именно к ней я и направлюсь, мистер Стеклс, — сказала Шакти, спускаясь по ступенькам. [Мостик к следующему эпизоду.]