Появление героини, чей взгляд на жизнь полностью противоположен патриархальным традициям купеческого города Калинова, кажется, на первый взгляд, случайным. Однако судьба «белой вороны», мечтающей о счастье не по «закону», а по велению сердца, – отражение глубинных процессов, которые постепенно подтачивают фундамент калиновского бытия. Идеологическим фоном пьесы стали разговоры о «последних временах», «конце света», забвении молодежью прежних обычаев и традиций.
«Гроза», несмотря на свой «бытовой» внешний облик, – символическая пьеса, но ее символика не литературная, а фольклорная. Этим трагедия, насыщенная массой бытовых подробностей, отличается от предшествующих пьес Островского. Образ города Калинова вызывает устойчивые ассоциации с миром сказки: в пьесе немало сказочных аллюзий. Реальность Калинова похожа на «реальность» сказки: ведь в «Грозе» нет действующих лиц, которые выходили бы за пределы калиновского миропонимания. Даже Катерина, рвущаяся к другой жизни, не может представить себе, какая это жизнь. Для нее важно, что это другое, не похожее на нынешнее, ненавистное для нее существование. Племянник Дикого Борис, возлюбленный Катерины, напоминает чужеземца, приехавшего в этот сонный «город-государство» из неведомой страны, где, не в пример Калинову, жизнь совершенно иная. Но «пришелец» тоже становится одним из подданных калиновского «темного царства», в котором есть и злодеи, и жертвы. Для слабовольного Бориса не находится иной роли, кроме роли мыслящей, все понимающей, но бессильной жертвы. Он совершенно не похож на сказочного Ивана-царевича, спасающего свою возлюбленную. Катерина вызывает ассоциации с героиней оптимистической сказки о «спящей красавице». Однако «пробуждение» вовсе не радует героиню «Грозы»: прекрасный сон – жизнь в родительском доме – был грубо прерван замужеством. «Добрый молодец», Тихон, кажется околдованным злым чародейством калиновской «бабы Яги». Он слишком слабоволен, чтобы воспротивиться диктатуре своей матери.
Образ города Калинова – символический образ заколдованного, сонного царства, словно перенесенный на сцену из «страшной» народной сказки. Калиновский мир изображен географически замкнутым и духовно самодостаточным. Недаром странница Феклуша, нахваливая Калинов, «обетованную землю», рассуждает о неведомых странах, где появились люди с песьими головами, а о Москве и других городах говорит так, словно это совсем другой материк, отделенный от Калинова океаном: «Еще у вас в городе рай и тишина, а по другим городам так просто Содом, матушка: шум, беготня, езда беспрестанная!.. А в Москве-то теперь гульбища да игрища, а по улицам-то индо грохот идет, стон стоит…» (Д. 3, сцена 1, явл. 1).
Подобно сказочным злодеям, калиновские самодуры предстают как олицетворения злых, темных сил, повелевающих жизнью города. В пьесе нет непосредственных виновников гибели Катерины. Виновники происшедшего с Катериной не отдельные персонажи, не Кабаниха и Дикой, «столпы» калиновского мира, – виноваты все обитатели этого сонного царства. Она жертва самого уклада жизни, возникшего в незапамятные времена как будто по воле неведомого злого чародея. Власть злых чар продолжает удерживать калиновцев в полном повиновении. В лучшем случае героиня находит в них молчаливое сочувствие или получает советы, как обмануть бдительность Кабанихи и встретиться с возлюбленным. Но всегда ей предлагают то, что вызывает в ее душе чувство протеста, – компромисс с нравами Калинова, с ее судьбой купеческой жены. «Закон», «порядок», «покорность» – вот к чему привыкли калиновцы.
Центральное звено в калиновском миропонимании – идея полного повиновения судьбе. Эта идея определяет жизнь всех персонажей, за исключением Катерины, бросившей вызов судьбе, попытавшейся вмешаться в привычное течение событий. Город Калинов отверг ее, как самодур Дикой отверг предложение самоучки Кулигина – защититься от грозы громоотводом. В различных ситуациях и по разным поводам персонажи пьесы утверждают мысль о неизбежности судьбы. Перемен в своей жизни они всегда ожидают только от нее, не допуская активного личного вмешательства в происходящее. Калиновцы много вздыхают, сочувствуют, сожалеют, но не способны к поступку. «Жестокие нравы в нашем городе», по их мнению, – перст судьбы, поэтому остается только, покряхтывая, нести свой тяжелый крест. Примечательно, что для них нет ничего страшнее «греха»: он совершается на земле, но должен быть «оплачен» на небе. Мир Калинова – мир, населенный живыми мертвецами, воспринимающими свое существование как приготовление к «загробной» жизни. Не замечая отблесков адского пламени в калиновском «благолепии», они пуще всего боятся «геены огненной» – возмездия за свои подлинные и мнимые земные грехи.