Как Наталья Николаевна съела поэта Пушкина и другие ужасные истории

– Да не в этом же дело! – продолжает кричать Толик. – В нашем городе полно палачей! А полиция про них ничего не знает!

– Полиция про них все знает, – говорит следователь.

– Тогда почему вы их не арестуете? – поразился Толик.

– А потому, – хитро прищурился Мошкин, – что это для негодяев слишком жирно будет. Не-е-т, я жду, когда их совесть мучить начнет.

Не успел следователь произнести эти слова, как дверь отворилась и на пороге появились… палачи во главе с Василь Василичем. На них жалко было смотреть, все такие несчастные, заплаканные.

– Не могу больше! – рванул на груди черную рубаху Василь Василич. – Что ж вы делаете-то, а?! Почему нас не арестовываете?! Мы же столько злодеяний совершили!

А следователь Мошкин, знай, посмеивается.

– Что, – спрашивает, – совесть замучила?

– Ой, замучила, – рыдают палачи, – ой, замучила, проклятая!

А Василь Василич – так тот прямо на колени бухнулся.

– Бери нас, Мошкин, и веди в тюрягу! – умоляет. – Пострадать хотим!

– Вы пострадать хотите, – хихикает следователь, – а я вам путевочки бесплатные на курорт. – И достает из кармана путевки. – Вот, пожалуйста, поезжайте отдыхать на Канары.

От такого неслыханного благородства палачи прямо обалдели. Стоят, как крови… ой, то есть, как воды в рот набрали. А следователь Мошкин интересуется ненароком:

– А вы всех оживили, кому головы поотрубали?

– Всех, всех, – заверил его Василь Василич. – А вашу жену, Эмму Петровну, в первую очередь.

– Ну спасибо за жену, – поблагодарил Мошкин. – Этого я вам никогда не забуду.

А тут и сама Эмма Петровна заходит – с большущим тортом.

– Сейчас, – говорит, – будем чай с тортиком пить. Вприглядку.

Расселись все вокруг стола и стали чай пить да на тортик поглядывать. Но ничего не поделаешь, вприглядку иначе нельзя.

Попили все чаю (без сахара, зато по два стакана), и Эмма Петровна начала гостей выпроваживать:

– Идите, идите. А то моему Мошкину надо сегодня еще белье постирать да полы помыть.

Короче, палачи отправились на Канары, а Толик потопал домой.

И знаете, что ему учительница на прощание сказала?

– Ты теперь, Анатолий, слово «класс» можешь вообще без двух «с» писать. Пятерка по русскому за год тебе обеспечена.

Страшилка про меня

Жил-был я. И писал всякие страшилки. Писал-писал и, в конце концов, обо всем страшилки написал. И вот сижу я у окна, а за окном снег идет. «О! – думаю, – напишу-ка я страшилку про черный снег». И тут же вспоминаю, что была у меня уже такая страшилка. И про черное молоко, кстати говоря, у меня тоже была страшилка. Или вот, к примеру, гав-гавкнет на улице собака – а у меня и про собаку-призрак страшилочка имеется; да и про кошку-привидение, кстати сказать, тоже. И про самолеты, которые исчезают непонятно куда; и про поезда-невидимки, которые мчатся невидимыми; и про корабли с мертвецами, которые плавают по Мертвому морю.

И вот как-то раз плыву я сам по Невскому… ой, то есть иду. И куда ни гляну, обо всем у меня уже страшилки написаны.

И тут вдруг подходит ко мне человек в черных очках, черных перчатках, черной куртке… Короче, во всем черном.

– Здравствуйте, Валерий Михайлович, – говорит.

– Здрасьте, здрасьте, – отвечаю.

– Вы меня не узнали? – спрашивает он.

– Узнал, конечно. Я же про вас страшилку написал. «Палач Толик».

– Совершенно верно, – кивает человек в черном. – А сейчас, стало быть, ничего не пишете?

– Не пишу, – отвечаю.

– Исписались, что ли? – усмехается он.

– Да нет, – говорю, – просто обо всем уже страшилки написал.

– А вот и не обо всем, – возражает человек в черном.

– Да вроде, обо всем.

– Нет, не обо всем.

– Да вроде бы, обо всем.

– Нет, не обо всем.

– Да вроде бы, обо всем.

– Нет, не обо всем.

Секунд шестьдесят мы так с ним препирались, а может быть, даже и целую минуту. А потом я и спрашиваю:

– Ну, хорошо, а о чем я, по-вашему, еще не написал страшилку?

– Не о чем, а – о ком, – уточнил человек в черном. – Идемте, покажу.

И мы пошли.

Шли-шли и пришли… на мою улицу.

– Так это ж моя улица, – говорю.

Подошли к дому.

– Так это ж мой дом, – говорю.

Поднялись на двенадцатый этаж.

– Так это ж мой этаж, – говорю.

Подошли к двери.

– Так это ж моя дверь, – говорю.

– Вот и откройте ее, раз она ваша, – отвечает человек в черном. – За этой дверью и находится тот, о ком у вас даже самой завалящей страшилки не написано.

Открыл я дверь, да так и замер на пороге. Потому что увидел… себя. Но не в зеркале увидел, а за столом. Я сидел и чего-то писал.

«Вот ешкин-мошкин! – думаю. – Который же из двух я – настоящий я? Тот, кто сидит за столом, или тот, кто на пороге стоит?»

А в это время человек в черном подошел к тому я, который сидел за столом, достал из черного кармана черный ластик и – раз! раз! раз! – стер того я. Остался один лишь я – это я.

– Ну, теперь-то вы поняли, о ком вы еще страшилку не написали? – спросил меня человек в черном.

– Нет, не понял. А о ком?

– Да о себе!

– О! Точно!.. – дошло до меня. – Я ж о себе еще ни одной страшилки не написал!