Читаем Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция полностью

Терем в эту эпоху – не антуражный сказочный домик и не сеть быстрого питания с блинами и варениками, а действительно домашняя тюрьма для женской половины семьи – что-то вроде моногамного гарема. У знатных девушек нет ни малейшего шанса увидеть будущего мужа раньше венчания.

• Наличие в языке специальных слов для обозначения людей женского пола никак не связано с общественным статусом этих людей.

<p>Какие суффиксы носят в XVII веке?</p>

А теперь к собственно словообразованию. Что можно извлечь из той суровой эпохи для нашей новой народной забавы?

Как видно из примеров, популярна модель на -ница, параллельная мужской модели на -ник: кисельница – кисельник, баяльница – баяльник, или образующая слова от основ на -тель: гадатель – гадательница. Продуктивна и модель на -щица, параллельная мужской модели на -щик: головщик – головщица, банщик – банщица.

Эти модели успешно дожили до наших дней: художница, писательница, закройщица. И продолжают работать, взять хоть субкультурные термины: анимешница – девушка, увлекающаяся японскими мультфильмами, яойщица – поклонница любительских произведений жанра яой. Или окказионализм забивательницы колов в кровососов (из текста о героинях триллеров с вампирами).

Причем для образования подобных слов по большому счету не важно, есть ли в реальности мужские варианты типа анимешник, яойщик, забиватель.

• Среди таких старинных названий специальностей обильны словообразовательные омонимы. Это когда одно и то же слово, например, крупеница или курятник, будильник или хранительница, обозначает то человека, то помещение, блюдо, приспособление… Впрочем, и в современном языке такое встречается, хоть и реже: счетчик, молочница.

Популярен в эту эпоху и древний суффикс -ица (он входит в суффиксы -ница, -щица и -чица), параллельный мужскому -ец: чернец – черница, лечец – лечица, богомолец – богомолица. Как правило, это образования от глаголов или прилагательных. В похожих парах жилица – жилец, кормилица – кормилец (от глаголов жить, кормить) выделяются суффиксы -лица/-лец, с приросшим старым суффиксом причастий -л-. То же в непарном родилица. В наше время -лица уже непродуктивен.

А -ица в XVII веке обслуживает и основы на -р: золотарь – золотарица (как царица), пономарь – пономарица, дохтур – дохтурица, мастерица.

Многие феминитивы на -ица: певица, красавица, мастерица, сохранились и вполне современны в XXI веке. Поэтому кажется, что и сам суффикс бодр и свеж, и в современных дискуссиях часто предлагают варианты типа авторица. На самом деле за рамками дискуссий, в естественной среде обитания такие новообразования пока не встречаются, по крайней мере, в литературном языке.

Впрочем, модель -ец/-ица, то есть образование феминитивов на -ица, парных к обозначениям деятеля на -ец, кое-какой потенциал сохранила, но об этом позже.

А уж что касается феминитивов наja, -ея, -ха, -иня, тут мы донашиваем последнее: игуменья – от игумен, болтунья – от болтун, гостья – от гость, ворожея, швея, пряха, сваха, монахиня. Другие, например жнея, ткаха, уже исчезли из языка.

• Совсем не осталось следов от старинного суффикса женскости -лья. Все феминитивы, скроенные по этому лекалу: ткалья, бралья, прялья, давно забыты. Свет на его происхождение проливает сохранившееся диалектное вралья. Герой рассказа поморского писателя Бориса Шергина “Митина любовь” (1947) говорит: “Соврала номер-то, вралья редкозубая!”

Поскольку нам известно литературное враль, ясно, что в основе загадочного -лья лежит суффикс деятеля -ль, сохранившийся и в слове коваль, кстати, в рассматриваемую эпоху имевшемся. Также в подписи под рисунком рукописи XVI века мы видим слово ораль – пахарь, от орати – пахать. Этот же суффикс – в менее известных каталь, строгаль и макаль[6] от катать, строгать и макать. Да и хахаль сюда же. Ткаль “ткач” сохранилось в диалектах, а слов браль, пряль мы не знаем, и, судя по всему, феминитивы образованы напрямую от глаголов брать, прясть. Среди муженезависимых феминитивов и пряха, и большуха (старшая по обители или старшая женщина в большой крестьянской семье).

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека фонда «Эволюция»

Происхождение жизни. От туманности до клетки
Происхождение жизни. От туманности до клетки

Поражаясь красоте и многообразию окружающего мира, люди на протяжении веков гадали: как он появился? Каким образом сформировались планеты, на одной из которых зародилась жизнь? Почему земная жизнь основана на углероде и использует четыре типа звеньев в ДНК? Где во Вселенной стоит искать другие формы жизни, и чем они могут отличаться от нас? В этой книге собраны самые свежие ответы науки на эти вопросы. И хотя на переднем крае науки не всегда есть простые пути, автор честно постарался сделать все возможное, чтобы книга была понятна читателям, далеким от биологии. Он логично и четко формулирует свои идеи и с увлечением рассказывает о том, каким образом из космической пыли и метеоритов через горячие источники у подножия вулканов возникла живая клетка, чтобы заселить и преобразить всю планету.

Михаил Александрович Никитин

Научная литература
Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием
Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием

"Ни кошелька, ни жизни" Саймона Сингха и Эдзарда Эрнста – правдивый, непредвзятый и увлекательный рассказ о нетрадиционной медицине. Основная часть книги посвящена четырем самым популярным ее направлениям – акупунктуре, гомеопатии, хиропрактике и траволечению, а в приложении кратко обсуждаются еще свыше тридцати. Авторы с самого начала разъясняют, что представляет собой научный подход и как с его помощью определяют истину, а затем, опираясь на результаты многочисленных научных исследований, страница за страницей приподнимают завесу тайны, скрывающую неутешительную правду о нетрадиционной медицине. Они разбираются, какие из ее методов действенны и безвредны, а какие бесполезны и опасны. Анализируя, почему во всем мире так широко распространены методы лечения, не доказавшие своей эффективности, они отвечают не только на вездесущий вопрос "Кто виноват?", но и на важнейший вопрос "Что делать?".

Саймон Сингх , Эрдзард Эрнст

Домоводство / Научпоп / Документальное
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать

На протяжении всей своей истории человек учился понимать других живых существ. А коль скоро они не могут поведать о себе на доступном нам языке, остается один ориентир – их поведение. Книга научного журналиста Бориса Жукова – своего рода карта дорог, которыми человечество пыталось прийти к пониманию этого феномена. Следуя исторической канве, автор рассматривает различные теоретические подходы к изучению поведения, сложные взаимоотношения разных научных направлений между собой и со смежными дисциплинами (физиологией, психологией, теорией эволюции и т. д.), связь представлений о поведении с общенаучными и общемировоззренческими установками той или иной эпохи.Развитие науки представлено не как простое накопление знаний, но как «драма идей», сложный и часто парадоксальный процесс, где конечные выводы порой противоречат исходным постулатам, а замечательные открытия становятся почвой для новых заблуждений.

Борис Борисович Жуков

Зоология / Научная литература

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки