Читаем Как называются женщины. Феминитивы: история, устройство, конкуренция полностью

В других славянских языках, в частности в польском, суффикс -ка используется для образования феминитивов куда шире, чем в русском, и та самая авторка, докторка, блогерка, бухгалтерка и т. п. фактически являются инославянизмами – полонизмами, болгаризмами и т. п. или новыми образованиями по инославянским словообразовательным моделям.

Собственно, именно эти единицы многие и считают феминитивами – зловредными, ужасными, пресловутыми, или, наоборот, зарей новой жизни. Мол, какой же лифтёрша феминитив? А также сотрудница или начальница. Это же обычные слова…

Связанные с новыми феминитивами коллизии – от скандалов и отторжения до причин, по которым такие феминитивы не образовывались в русском языке сами, – имеют прямое отношение к секретам словообразования, рождения слов. Об этом – в следующей главе.

<p>Глава 11</p><p>Блеск и нищета новояза</p>

Наступило время поговорить об авторке и сестрах ее комментаторке и докторке. О тех появившихся несколько лет назад и уже проникших в ряд СМИ единицах, которые привлекают больше всего внимания и вызывают больше всего отторжения. Им посвятила несколько неодобрительных постов и интервью писательница Татьяна Толстая: “Нет слова «авторка» в русском языке и, надеюсь, не будет. Противоестественно. Оно звучит как слово из какого-то другого параллельно славянского языка”.

<p>Словообразование – дыхание или общественный договор?</p>

В инициированной Татьяной Толстой дискуссии одна из защитниц слова возразила: “Но ведь язык – это общественный договор!” Мол, как договоримся, так и будем говорить.

На самом деле нет – если под договором понимать сколько-то осознанное поведение. Почти все, что есть в языке, и в частности лексика, словарь, – вовсе не предмет договора, а результат бессознательного естественного отбора говорящими единиц, что наилучшим способом удовлетворяют их коммуникативные потребности (тоже, как правило, неосознанные), – потребности в удобстве произношения, понятности, выразительности и т. п.

• Предметом договора в обычном, бытовом смысле, во всяком случае, признания и осознания, можно считать, например, правила пунктуации – или же правила приличного речевого поведения, соблюдение запрета на использование тех или иных слов “при дамах”. Словообразовательный уровень языка, как правило, не рефлексируется, примеров чему здесь приводилось немало. Нынешняя общественная рефлексия по поводу новых идеологических феминитивов на -ка – редкий случай. Можно сказать, прекрасный повод узнать больше о нашем восприятии этого уровня.

Итак, как же восприняли носители русского языка то, что другие носители языка начали массово употреблять феминитивы, которых раньше в русском языке не существовало, и даже созданные по отсутствовавшей модели?

Основных претензий две: 1) “от них мне больно” 2) “они унизительны”. У кого что. У кого-то – обе.

<p>На вкус как стружка</p>

Мне больно от такого количества искусственно созданных феминитивов. Да, я считаю, что они удивительно уродливы”.

“Авторка – да, вот я авторка, хых. На вкус как стружка. И на ощупь как кора”.

“Поперек горла слово встает”.

Ну это как гвоздем по стеклу или пенопласт потискать – кому-то пофиг, а кто-то может и убить”.

“Уничижительными не кажутся, именно что коробит от этих слов”.

• Частый аргумент в спорах – да это просто новые слова, к ним просто надо привыкнуть, так всегда бывает. Но это не так!

Привыкать специально надо к неестественному, как к зубным протезам. К новым естественным образованиям практически не привыкают. Они могут поначалу забавлять, останавливать внимание, как тот же ждун, но не вызывать поистине физиологический дискомфорт. И даже окказионализмы типа мордонабивательница (реальный) так же естественны, как учительница, писательница и т. п. Морфонологически правильное воспринимается сразу как правильное, языковое сознание даже не фиксирует его в качестве нового. Какие-нибудь айфончик или марсианка никогда не воспринимались как ненормальные новые слова, потому что они морфонологически правильные.

От чего же зависит восприятие и суффикса, и слова в целом как нормального или жутко сводящего горло?

Перейти на страницу:

Все книги серии Библиотека фонда «Эволюция»

Происхождение жизни. От туманности до клетки
Происхождение жизни. От туманности до клетки

Поражаясь красоте и многообразию окружающего мира, люди на протяжении веков гадали: как он появился? Каким образом сформировались планеты, на одной из которых зародилась жизнь? Почему земная жизнь основана на углероде и использует четыре типа звеньев в ДНК? Где во Вселенной стоит искать другие формы жизни, и чем они могут отличаться от нас? В этой книге собраны самые свежие ответы науки на эти вопросы. И хотя на переднем крае науки не всегда есть простые пути, автор честно постарался сделать все возможное, чтобы книга была понятна читателям, далеким от биологии. Он логично и четко формулирует свои идеи и с увлечением рассказывает о том, каким образом из космической пыли и метеоритов через горячие источники у подножия вулканов возникла живая клетка, чтобы заселить и преобразить всю планету.

Михаил Александрович Никитин

Научная литература
Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием
Ни кошелька, ни жизни. Нетрадиционная медицина под следствием

"Ни кошелька, ни жизни" Саймона Сингха и Эдзарда Эрнста – правдивый, непредвзятый и увлекательный рассказ о нетрадиционной медицине. Основная часть книги посвящена четырем самым популярным ее направлениям – акупунктуре, гомеопатии, хиропрактике и траволечению, а в приложении кратко обсуждаются еще свыше тридцати. Авторы с самого начала разъясняют, что представляет собой научный подход и как с его помощью определяют истину, а затем, опираясь на результаты многочисленных научных исследований, страница за страницей приподнимают завесу тайны, скрывающую неутешительную правду о нетрадиционной медицине. Они разбираются, какие из ее методов действенны и безвредны, а какие бесполезны и опасны. Анализируя, почему во всем мире так широко распространены методы лечения, не доказавшие своей эффективности, они отвечают не только на вездесущий вопрос "Кто виноват?", но и на важнейший вопрос "Что делать?".

Саймон Сингх , Эрдзард Эрнст

Домоводство / Научпоп / Документальное
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать
Введение в поведение. История наук о том, что движет животными и как их правильно понимать

На протяжении всей своей истории человек учился понимать других живых существ. А коль скоро они не могут поведать о себе на доступном нам языке, остается один ориентир – их поведение. Книга научного журналиста Бориса Жукова – своего рода карта дорог, которыми человечество пыталось прийти к пониманию этого феномена. Следуя исторической канве, автор рассматривает различные теоретические подходы к изучению поведения, сложные взаимоотношения разных научных направлений между собой и со смежными дисциплинами (физиологией, психологией, теорией эволюции и т. д.), связь представлений о поведении с общенаучными и общемировоззренческими установками той или иной эпохи.Развитие науки представлено не как простое накопление знаний, но как «драма идей», сложный и часто парадоксальный процесс, где конечные выводы порой противоречат исходным постулатам, а замечательные открытия становятся почвой для новых заблуждений.

Борис Борисович Жуков

Зоология / Научная литература

Похожие книги

Агония и возрождение романтизма
Агония и возрождение романтизма

Романтизм в русской литературе, вопреки тезисам школьной программы, – явление, которое вовсе не исчерпывается художественными опытами начала XIX века. Михаил Вайскопф – израильский славист и автор исследования «Влюбленный демиург», послужившего итоговым стимулом для этой книги, – видит в романтике непреходящую основу русской культуры, ее гибельный и вместе с тем живительный метафизический опыт. Его новая книга охватывает столетний период с конца романтического золотого века в 1840-х до 1940-х годов, когда катастрофы XX века оборвали жизни и литературные судьбы последних русских романтиков в широком диапазоне от Булгакова до Мандельштама. Первая часть работы сфокусирована на анализе литературной ситуации первой половины XIX столетия, вторая посвящена творчеству Афанасия Фета, третья изучает различные модификации романтизма в предсоветские и советские годы, а четвертая предлагает по-новому посмотреть на довоенное творчество Владимира Набокова. Приложением к книге служит «Пропащая грамота» – семь небольших рассказов и стилизаций, написанных автором.

Михаил Яковлевич Вайскопф

Языкознание, иностранные языки