Как не попасть на крючок

Яна отвернулась и побежала, Василий ринулся за ней.

— Эй… Куда вы?! Я ничего вам не сделаю! Подождите!

Но Цветкова неслась, словно горная лань — легкая и быстрая. Вперед ее гнал животный страх за свою жизнь. Только что на ее глазах убили человека, кем бы он ни был. А этот Василий с улыбочкой вызывал у Яны еще больший ужас, потому что стало понятно, что он неадекватный. Яна неслась так, что ветер свистел в ушах, и вскоре она уже не слышала ни топота ног за спиной, ни голоса Василия. Цветкова весьма ловко лавировала между могилами, пока боль и темнота не настигли ее.

Яна знала, что беззаветно любить — это тяжкий груз на сердце. Но чтобы было так тяжело, она даже не предполагала. На грудь давила такая тяжесть, что Цветкова не могла дышать до боли в ребрах. В глазах был песок, он же хрустел на зубах. Было холодно и болело все тело. Яна открыла глаза и испугалась, что ослепла. Она ничего не видела. А попытавшись пошевелиться, поняла, что и двигаться не может. Последнее, что помнила Яна, как она бежала по кладбищу, а потом… провал.

«Этот псих меня убил. Точно! Догнал и убил, — подумала Цветкова. — Почему же тогда я могу размышлять? Мозг живет после смерти? Нет! Он меня закопал. Живьем… Я видела такое в фильмах и теперь буду долго мучиться, пока не умру. Я в гробу…»

От ужаса Яна покрылась липким потом, но решила, что без боя сдаваться нельзя, надо хоть немного побороться. Она попыталась сдвинуть крышку, но у нее ничего не получалось.

«Что же это за гроб такой? Прямо саркофаг какой-то. И почему в этом гробу так тесно? Ну, должно же быть хоть какое-то пространство! И, кстати, почему гроб не деревянный, а каменный? Нет, камень ногтями не сточить», — с отчаянием думала Яна, чувствуя дикую головную боль.

Внезапно в лицо дунул ветерок, и земля полетела в разные стороны. Показался небольшой просвет.

Думать, откуда под землей ветер, Цветковой было некогда.

— Я вижу! — возликовала она.

Но ее радость была преждевременной, так как выбраться без посторонней помощи Яна не могла. И что с того, что она умрет не от удушья, а от голода? Выбор тот еще… Звать на помощь? Кого? Также Яна боялась, что ее услышит Василий. Кстати, где он? И сколько прошло времени. «Скоро у меня откажут ноги от сдавливания сосудов и нервов. В медицине это называется краш-синдром, но кому это интересно…» — предавалась она горьким размышлениям.

Яна постаралась больше не дергаться выровняла дыхание, закрыла саднящие от боли глаза и сплюнула вездесущий песок.

«Что я могу? — попыталась трезво рассудить Цветкова. — Судя по всему, меня придавило могильным памятником. Сделал это Василий или кто еще — не важно. Факт остается фактом. Повреждены ли у меня кости и органы — неизвестно, но то, что долго я не протяну, это точно. На что я могу рассчитывать? Только на чью-то помощь. Каков шанс, что сюда кто-то придет? Небольшой. Кладбище огромное, и убежала я достаточно далеко».

Яна закашлялась и снова запаниковала. Чтобы хоть как-то прийти в себя, она решила подумать о чем-то, что ее больше всего успокаивает. В памяти сразу всплыло обаятельное лицо с теплым взглядом темных глаз и самой обаятельной улыбкой на свете.

Накануне Вера Ивановна Капустина увидела очень нехороший сон про своего усопшего мужа Егора Павловича. Мол, плохо ему, мучается, зовет ее, ругается. Вера Ивановна поделилась сном со своей подругой Любой. Та сразу же сказала, чтобы она сходила в церковь и поставила свечку за упокой.

— Верное средство! Душа, знать, мается. Еще бы! Сколько он тебе зла причинил! Какой кобель был!

— Люба, не надо… Про мертвых-то плохо нельзя говорить.

— Кому нельзя? Ты с ним мучилась, а я со стороны это все наблюдала. Да и что я лишнего сказала? Это же правда! Он ни одной юбки не пропускал! Кто только не перебывал у вас в квартире, стоило тебе выйти за порог. Ты с двумя детьми нянчилась, работала, а Егор только за бабами бегал. И помер-то он как! — закатила глаза Люба.

— Только не начинай! — охнула Вера Ивановна.