— Что тут происходит!? — грозно взревел Валерий Вячеславович, но опасливо, из-за двери собственного кабинета, чтоб в любой момент там спрятаться. Пригладил рубашку на отъевшемся пузе, косясь мутным взором на Леонову, затем к своей любовнице.
— Паша Канарейкин! — прошипела не хуже кобры Алины, заставляя Киру вздрогнуть, изумленно распахнув глаза. Паша? Причем тут Кенар вообще? — Знаешь, как я ненавидела тебя, сучка? Со мной поступил, как с другими: провел всего ночь, уйдя на следующее утро. Ни звонка, ни прощания. А тебе все! Все! Да он рядом с тобой вертелся, в рот тебе заглядывая! Что такого особенного нашел, ты же… ты… — она запнулась, разревевшись, а с десяток осуждающих женских взоров обратились в сторону ошарашенной Леоновой. Рот открылся, но ни слова не вылетело.
Так вот оно в чем дело. Одна из тех, кого позади Кенар оставил. Так долго исходящая злобой от того факта, что выбрали не ее. И конечно, суд по перешептыванию, все решили, будто Кира чужого мужика отбила. Разве надо людям много времени, чтобы виноватого найти?
И в ту же секунду пришло такое облегчение, сравнимое, наверное, только с полной и окончательной победой.
Потому что вся ее ревность, все глупые страхи. Лишь мысли, питаемые собственной неуверенностью. Окончательная точка в собственных выводах. Ведь пока она с ума сходила от ревности, оказывается, кто-то также завидовал ей. Люди так любят себя жалеть, что не могут осознать самый важный факт — зависть и злоба лишь признак слабости. Никогда они не будут хорошими советчиками на жизненном пути.
— Кира, я была о тебе лучшего мнения!
— Какой кошмар, Леонова, такая двуличная, — слышалось со всех сторон, да только сама девушка лишь улыбнулась, невольно рассмеявшись. Замолкли все, даже директор приоткрыл дверь, выглядывая наружу немного.
А она смеялась. Громко, весело и так звонко, качая головой на все слова, летящие в ее сторону, утирая слезы, пока не успокоилась окончательно, заглядывая в зареванное лицо брюнетки, стоящей напротив, усмехаясь.
— Дура ты, Алина, — произнесла громко, четко, продолжая улыбаться. — Никогда Паша твоим не был. Ничего тебе не обещал. И одноразовая встреча, не подпись документов на долгосрочные отношения. Знаешь почему?
Очередной всхлип и гробовая тишина.
— Потому что Паша Канарейкин всегда держит слово. Если он сказал, что любить, то и будет делать это до конца дней своих.
Почти каждая женщина, мечтает быть единственной в сердце мужчины. Она искренне уверяет себя, что уж она-то исправит бабника, вылечит наркомана, спасет алкоголика, своими нежными руками, заботой и терпением воспитает из солдата генерала.
Да только все они забывают, что они не дети. Никого не надо воспитывать, не нужно нянчить или пытаться переделать под себя. Ведь мужчины, как и женщины, вполне сами способны жить так, как им хочется. Мужик не теленок, на поводке за забор не увести, если не захочет.
Потому разглядывая эту свору, Кира в сотый раз возблагодарила товарищ случай за тот момент, когда она решилась зарегистрироваться в Тиндере, благодаря которому нашла сначала хорошего соседа, затем друга, а после любящего мужчину.
Проблемы, с которым, они обязательно преодолеют. Хотя, Алиночку она ему обязательно припомнит. Как-нибудь, потом. При случае.
— Леонова! — голос начальника ворвался в мысли, а сама девушка повернулась к мужчине, вскинув брови. — Можешь не надеяться на спокойную жизнь! Я тебя так ославлю, во всем городе, нет, стране работу найти не сможешь!
Втянула носом воздух, собравшись послать руководителя, теперь уже к счастью бывшего, куда подальше, но внезапно в помещение ворвался Канарейкин. Злой, взъерошенный, однако по-прежнему дьявольски очаровательный, умудрившийся собрать сотни восхищенных взоров на себя любимого. А Кира выдохнула, слыша стук собственного сердца. И сколько времени не пройдет, наверное, всегда что-то внутри будет сдавливать от невероятного чувства того, что этот мужчина принадлежит ей одной. Что явился за ней, сейчас решительно шагая в их сторону. В глазах зеленых суровый приговор, кулаки сжаты, зато сама Леонова уже прикидывала, какие у них будут красивые дети.
До тех пор, пока кулак Паши не встретился с носом Валерия Вячеславовича с неприятным хрустом, отбрасывая того внутрь кабинета. Народ ахнул, а Кира отмерла, вернувшись из мечтаний, возмутившись:
— Кенар!
— Лёвушка, погоди пять минут, лады? Сейчас я твоему начальнику еб*льник разобью и поговорим, — услышала, когда дверь закрывал с громким стуком, заорав оттуда так, что чуть штукатурка с потолка не посыпалась:
— Значит, гнида, нравится женщин унижать?!
Звуки ударов, визги, шум сдвигаемой мебели.
— Эй, жирный боров, не такой смелый уже? А когда невесте моей мозги выносил, мужиком себя чувствовал?!
— Чего стоите? — возмутилась Вера Владимировна, кудахча, тыкая пальцем в дверь и глядя на мужчин, толпящихся в небольшом пространстве приемной. — Сделайте что-нибудь!
Костик бросил взор на Киру, затем на ребят, а после мотнул головой, отмахиваясь.
— Это чисто мужские разборки. Сами как-нибудь решат.