Как (не)родные

В рассказе также поднимаются тема жизни и смерти, с ней появляются маленькие и большие смыслы. По структуре он в некоторой степени напоминает психологическую технику «Линия жизни», когда жизнь клиента рассматривается в трех плоскостях: прошлом, настоящем и будущем времени. Героине снится сон «из будущего». Оттуда все выглядит иначе, видны по-настоящему значимые моменты, события, люди. Побыть в своем хоть и иллюзорном будущем важно, чтобы взглянуть на себя со стороны, увидеть свой путь в более широком формате. Это позволяет оценить происходящее с позиции наблюдателя и внести соответствующие коррективы.

В тексте звучит и экзистенциальное переживание. А что дальше? После смерти. Фантазии на эту тему снижают внутреннюю тревогу, дают надежду и опору. Чувствуется, что для автора важна связанность с близкими и «до», и «после»

Лада Ражинскас. «Путь»

Лишь на минуту я почувствовала удовлетворение – наблюдая за тем, как летит из окна одежда Германа. Я выбросила ее с разорванными клочками надежд.

На повторе звучало: «Я недостаточно хороша», и что-то неистовое, дикое начинало просыпаться внутри и придавать сил. Как сейчас помню его слова:

– Э, ты чем гладила мои рубашки?! Ты вообще нормальная?

Где твоя голова потерялась?

Что за помои ты сварила? Ты пробовала?!

– Что?! Нормальная ли я? Помои?! Вот сейчас суп станет вкуснее, дружище!

Я схватила непочатую банку с солью и бухнула в кастрюлю целиком.

Дома недостаточно чисто?! Ха!

Я начала в бешенстве сбрасывать с полок вещи, топтать и мять их…

Потом распотрошила шкаф и добралась до ненавистных накрахмаленных рубашек. За спиной услышала оглушительное рявканье: Герман угрожал, что вызовет мне психбригаду.

В этот момент – получив в свой адрес очередную порцию оскорблений – я наконец проснулась: вдруг в сознании что-то щелкнуло и развернуло его на 360 градусов. Морок в моей голове рассеялся.

Остался лишь терпкий металлический привкус во рту, словно я отравилась. Годы тщетных попыток наладить отношения обесцветили мою жизнь.

Мои старания быть идеальной всегда подвергались жесткой критике и обесценивались.

В тот вечер колокольчик в моей голове звенел снова и снова: «Очнись, девочка! Остаться с ним – билет в один конец».

Живот словно вторил этому звону болезненными сокращениями, напоминающими схватки. Тошнило. В груди резкое жжение. Сердцебиение пульсировало в ушах – не хватало воздуха. Мое тело давно не могло справиться с тем, что происходило у меня в жизни.

«Опять вызывать скорую?! Что за цирк? Они уже наизусть знают наш адрес». Надеясь, что станет легче, я с трудом накапала в чашку успокоительное: тремор нужно было унять. Вскоре показалось, что боль отпустила, но я будто перестала существовать.

Дольше терпеть это было невыносимо – сработал инстинкт самосохранения.

Мое измученное тело подошло к кладовой, достало чемодан и собрало вещи, не слыша криков Германа. Перед тем как уйти, я окинула взглядом разгромленную комнату, где позволяла уничтожать себя. Вскользь посмотрела и на него, горланившего посреди этого развала. На этот раз я ни о чем не жалела.

Тело наполнилось пустотой. Агония последних лет была завершена.

Я возвращалась в родительский дом и думала, что же удерживало меня столько лет с этим человеком.

Настолько мы разные. Почему я так долго терпела этот ад?

Мы познакомились, пережидая дождь под одной крышей.

Герман был вдвое старше меня и очаровал сразу. Похожий на Аполлона, он чем-то напоминал отца… Глядя на его высокие скулы, крепкий подбородок и маленький шрам у густых бровей, я чувствовала себя в безопасности. Герман смотрел на меня прищурившись, не моргая.

Мы встречались около года и съехались в день моего шестнадцатилетия, когда мама забыла меня поздравить.

У нее давно была своя жизнь, новый брак, ребенок. Там не осталось места для меня.

С ним же я чувствовала себя любимой – видимой. У меня наконец-то появилась семья.

Я светилась счастьем, когда он водил меня в парк аттракционов.

Крепко сжимая его теплую шершавую руку, я ела абрикосовое мороженое в вафельном рожке и расплывалась в улыбке, щурясь от лучей весеннего солнца. Замерзнув, я любила уткнуться носом в его шею и вдыхать родной запах. Запах, возвращающий меня в детство.

Когда я была маленькой, папа часто носил меня на руках. А я, обняв его за шею, сидела у него на коленях и чувствовала блаженство. Волна безмятежности разливалась по всему телу. Это было счастье!

Счастье – быть любимой дочерью своего папы.

Но все когда-нибудь заканчивается.

Помню день, когда закончилось мое детство.

Родители долго выясняли отношения, громко крича друг на друга. Барабанные перепонки дребезжали от воплей – меня сковывал страх. Я, восьмилетняя, спряталась в шкафу, руками обняв колени. От напряжения сжимала кулачки так сильно, что на ладошках остались следы от ногтей. Ждала, когда же они прекратят: казалось, это мучение длилось вечно. В какой-то момент меня захватило ощущение, что виновница скандала – это я. Судорожно вспоминая, что же я сделала не так, я будто провалилась в яму, из которой было уже не выбраться.