Петр Великий, руководствуясь соображениями военного характера, создал на Урале довольно мощную металлургическую базу. Большинство предприятий принадлежало государству, хотя были там и частные заводы. Но, в любом случае, все предприятия были вынуждены работать на экспорт, поставляя продукцию казне, по ею же утвержденным расценкам. Само государство обладало монополией внешней торговли. Россия продолжала сохранять свой социалистический характер.
В 30-е годы этот порядок подвергся некоторым изменениям. Государство начинает отдавать заводы в частные руки. Причем в наиболее выгодном положении оказывается петербургская знать. К 1762 году ей принадлежало уже две трети уральских заводов.
Русская металлургия развивалась огромными темпами, ориентируясь на экспорт в Англию. Тамошний рынок казался ненасытным, что открывало перед дворянской буржуазией небывалые перспективы обогащения. Она желала всячески наращивать темпы роста производства полуфабрикатов (железа и серебра), которые шли на нужды английского машиностроения.
Но для таких темпов нужны были рабочие руки в огромном количество, а с этим были серьезные затруднения. Капиталистическое производство основано на вольнонаемном труде, а в России подавляющее большинство населения составляли крестьяне. Поэтому дворяне-предприниматели заставляли своих крепостных работать на металлургических заводах, которые зачастую находились за сотни верст от их родных деревень. Крестьянин тратил на дорогу до завода и обратно, а также на саму работу огромное количество времени. И, конечно же, это наносило страшный урон их собственному, крестьянскому хозяйству. Отсюда – рост недовольства в самых широких массах крестьянства. Показательно, что центром Пугачевского восстания стала Оренбургская губерния, которая была областью интенсивного заводского строительства. В авангарде протеста там стали крестьяне, приписанные к заводам и находящиеся под угрозой полного разорения. То есть можно с известной долей условности сказать о том, что в 1772–1775 годах в стране развернулась пролетарская революция, вызванная крайностями буржуазной эксплуатации. Только в роли буржуазии выступало российское дворянство, а в роли пролетариев – крепостные крестьяне. (Нечто подобное произошло и в 1917 году, когда в стране разразилась крестьянско-рабочая революция.) Такова была страшная цена за экспортную ориентацию российской промышленности, которая обогащала петербургскую знать и развивала английское машиностроение.
Само собой, что Англия довольно плотно опекала Санкт-Петербург, всячески поддерживая режим заговоров и «бабье царство». Сильная императорская власть, способная положить конец господству олигархии, англичан не устраивала. Не устраивала она, впрочем, ни одну из ведущих держав, но именно буржуазная Англия имела прямой экономический интерес в существовании дворянской вольницы. Поэтому ее лоббистская деятельность и отличалась такой интенсивностью.
Англичане не скупились на подкуп российских верхов. Так, канцлеру А. Бестужеву (герою известной исторической ТВ-«оперы» о «гардемаринах») английский король назначил пенсию в 12 000 рублей.
Умельцы с берегов Туманного Альбиона сумели поймать в свои сети и будущую императрицу Екатерину II. При дворе Елизаветы Петровны она, ничтоже сумняшеся, сотрудничала с английским послом Чарльзом Уитвортом, разрабатывая планы захвата власти после смерти Елизаветы, в чем и была изобличена. Государыня помиловала незадачливую ангельт-цербстскую принцессу, что, наверное, было весьма опрометчиво. Именно при этой императрице, которая свергла с престола собственного мужа, в стране установилась самая разнузданная диктатура прозападного дворянства.
При всем при том правление Екатерины проходило под патриотическими лозунгами. Сама императрица практиковала абсолютно бессмысленное «славянофильство», силясь доказать, что все европейские языки вышли из русского. Не менее бессмысленной была попытка отменить все иностранные слова, механически сменив их на русские (в результате сапоги становились «мокроступами» и т. п.). Но дальше слов так ничего и не пошло.