– Они не считают это диктатом, и тебе не следует, – возразил Хок. – Когда ты объявил о своем отъезде, домашние решили, будто ты снова их бросаешь.
– Чепуха. Никого я не бросаю.
– Если б они тебя не любили, то и дырки от бублика не дали бы за твое возвращение. Но они скучали по тебе. Я скучал.
– Я буду регулярно писать.
– Я в этом сильно сомневаюсь, учитывая предыдущий опыт. Ты писал лишь тогда, когда тебе требовались деньги. – Хок нахмурился. – И я виноват, что не вызвал тебя домой раньше. Ты стал для нас чуть ли не чужаком.
– Ради Бога, Хок! Я наслаждался путешествием!
– Ты слишком полюбил странствовать.
Набрав в грудь побольше воздуху, Уилл сделал медленный, тяжелый выдох.
– Ты не понимаешь. Там ждет меня целый мир, который я хотел бы исследовать, пока достаточно молод, чтобы им насладиться!
– Я и так позволил тебе слишком долго путешествовать. Ты умеешь убеждать, а я занимался делами сестер. Было проще всего позволить тебе продолжать поездки.
– Я повидал больше, чем большинство людей успевает увидеть за целую жизнь. О чем тут жалеть? – воскликнул Уилл.
Хок покачал головой.
– Ты был волен делать что заблагорассудится, не неся никаких обязательств.
– Я несу обязательства перед самим собой, – сказал он, уже не скрывая раздражения.
– Иногда приходится жертвовать ради других, – возразил Хок. – И сейчас настало время.
– О чем ты говоришь? – Уилл, впрочем, знал о чем, но гнал от себя эту мысль.
– Я не могу финансировать твою поездку, иначе в семье наступит окончательный разлад. Никто этого не примет, и меньше всех твоя мать. Мне только-только удалось поправить дела нашей семьи. И у меня есть Джулиана, наша дочь, и мой сын – есть о ком подумать.
– Предлагаю компромисс, – сказал Уилл. – Дай мне шесть месяцев, чтобы утолить жажду странствий, кипящую в моей крови!
Хок опустил руки на полированную столешницу красного дерева.
– Извини, Уилл. Я на это не пойду.
– Я не смогу сидеть целый день за письменным столом. Я сойду с ума.
– Круг твоих обязанностей включает инспекционные поездки по нашим владениям – проверить, не нужен ли ремонт или строительство новых зданий, в порядке ли дренажные и оросительные канавы. Тебе предстоит также собирать арендную плату.
– Я не приучен жить в клетке.
– Уилл, какая же это клетка?
– Для меня – самая настоящая клетка. В нашей семье все любят совать носы в чужие дела. Я сойду с ума через месяц.
– Отсюда, кстати, и следующий вопрос. Ради женской половины семьи будь разборчивей в связях! Следует щадить их чувствительность.
Уилл уставился на брата.
– Именно поэтому я и стараюсь уехать подальше. Здесь невозможно держать хоть что-нибудь в тайне. В мою жизнь лезут все, кому не лень.
Хок встретился с ним взглядом.
– Есть семья, которая тебя любит. Неужели для тебя это пустой звук?
– Разумеется, я это очень ценю, но у меня есть право жить собственной жизнью и по собственным правилам. Это не обсуждается.
– Ты слишком долго жил независимо и успел забыть, что следует также думать и о нуждах семьи.
Разрази его гром! Уиллу не верилось, что все происходит на самом деле.
– Займи должность управляющего сроком на один год, – продолжал Хок. – Каждые три месяца откладывай часть своих доходов. Через год у тебя соберется сумма, достаточная для нового путешествия. Поскольку это будут заработанные тобой деньги, ни у кого не возникнет вопроса, имеешь ли ты право делать то, что пожелаешь.
Уилл глубоко вздохнул несколько раз, чтобы попытаться утихомирить нараставший в его душе гнев.
– Другими словами, у меня нет выбора.
– Всего лишь на один год, Уилл!
Мускул на лице начал дергаться. Ближайшие двенадцать месяцев ему придется провести едва ли не в тюрьме. Семейство примется следить за каждым его шагом и постоянно расспрашивать, где он и что делает. Родственники ожидают, что он станет посещать званые обеды и появляться на балах. А в случае отсутствия не миновать ему выговора! Когда он был моложе, они постоянно помыкали им, чтобы соответствовал их ожиданиям – когда вообще вспоминали о его существовании. Теперь они пытаются проделать это снова, и на сей раз одержат верх. Как он сумеет выдержать целый год постоянного контроля?
Хок вздохнул.
– Я просил остальных соблюдать твое право на частную жизнь. Но, если не откажешься от попоек и сомнительных связей, они передумают.
Уилл презрительно скривился.
– Другими словами, мне придется отказаться от самого себя, чтобы им угодить.
– Это преувеличение, и ты знаешь это. Все, о чем я прошу, так это быть разборчивей в связях и без излишних понуканий посещать некоторые семейные мероприятия. Ты сам выбираешь, какие из них счесть важными. Но некоторые станут обязательными – это не обсуждается. Ты начнешь посещать церковь вместе с семьей.
У Уилла вытянулось лицо.
– Отлично. Так и вижу страницу скандальной газетенки: «Дьявол идет в церковь».
Плечи Хока затряслись от смеха.
– Это для того, чтобы успокоить мать и сестер. Сходи с ними на бал-другой. Обедай с семьей чуть чаще. Своди мать в театр. Ты сделаешь ее счастливой.
Что бы ни говорил Хок, Уилл знал – ничего не изменится.
Хок поднялся, обошел письменный стол и встал перед братом.