Как ограбить швейцарский банк

– Планируются два перемещения денег в кантон Тичино, – объяснял Сальвиати. – Интереснее, вероятно, то, что пойдет в Беллинцону, так как там отделение меньше. Но я не знаю, когда это будет, и мне неизвестен точный порядок действий.

– Ara. A что ты знаешь?

– Знаю, что перемещать деньги будут в обстановке секретности. Предполагается участие только директора отделения, охранника и типа, который повезет наличность. Хотят всё провернуть тайком. Значит, по идее, должно быть нетрудно сделать чистую работу. Нужно только придумать хороший план.

Распелли почесал в затылке. У него было полно волос, и каждый из них устремлялся в свою особую сторону. Его однокурсник, забавы ради, когда-то описал этот феномен с помощью уравнения.

– Но мне невдомек, при чем тут я, – сказал компьютерщик. – Я в таких делах не смыслю.

– Ограблением в Тичино займусь я, – успокоил его Сальвиати. – Но мне пока недостает информации. А эта информация хранится в «Юнкере», в компьютере под замком.

– Я знаю кое-кого в «Юнкере», – отозвался Распелли. – Все зависит от того, кому поручили это дело. Без пароля и кодов доступа мы не сможем сделать ничего, это ясно. Однако…

– Однако?

– Однако, если ты мне подсобишь, мы можем использовать человеческий фактор.

Сальвиати ел без спешки. Он заказал пасту с чесноком, оливковым маслом и стручковым перцем, но первую скрипку в ней необъяснимым образом играла петрушка. Распелли взял весеннюю пиццу: кабачки, баклажаны, сыр «Грана падано», сыровяленая ветчина и рукола.

– Человеческий фактор, конечно, – сказал Сальвиати. – Но я должен знать, кто и что в точности.

На жаргоне «человеческий фактор» обозначал мужчин и женщин, которые всегда скрывались за паролем. Если не было возможности взломать систему, существовали отличные специалисты по взлому людей.

– Детали я смогу сообщить тебе через неделю-другую, – Распелли резал пиццу на ломти равного размера, распутывая волокнистую моцареллу – Когда будет ограбление?

– Именно это одна из тех вещей, которые я хочу узнать от тебя.

– Хорошенькое дельце, – ухмыльнулся Распелли. – Ты только вернулся и уже требуешь от меня чудес…

Позднее, дожидаясь трамвая, Сальвиати думал: колесо завертелось. У него было странное ощущение. Прованс и сад госпожи Августины как будто отодвинулись далеко во времени, а последние его воровские «работы», сделанные до отхода от дел, обретали более четкие очертания. Сальвиати помнил лица, слова, постоянную заботу о том, чтобы все было на месте, чтобы все люди преследовали одну цель и знали, как действовать.

Перед тем как сесть на обратный поезд в Тичино, он прогулялся по привокзальным улицам. Надменные женщины и пастельные галстуки Банхофштрассе контрастировали с непритязательным кварталом, где обитал Распелли. Словно другой город, другой мир.

Только дойдя до Парадеплащ, Сальвиати догадался, что этот мир не ускользает от сметливого взгляда Распелли. Он видел вывески на зданиях, подобные штандартам на средневековом поле брани. «Ю-Би-Пи», [28] «ВП Банк», «Цюрхер Кантональбанк», «Ю-Би-Эс», [29] «Креди Сюисс», «Клариден Лё», «Юлиус Баер». Стены, пропитанные историей, – солидные, строгие здания, которые создали Швейцарию и содержали ее.

Но у всякого великого гимна есть своя фальшивая нота. И по этим сияющим коридорам, меж вечнозеленых растений и произведений современного искусства семенили и всякие Джотто Распелли. Особенно во времена кризиса. Всегда есть кто-то в засаде, готовый схватить добычу, когда она теряет бдительность. А Сальвиати? Он искал людей, умел распознать их за компьютерами и за совместными усилиями, за графиками и за мозговыми штурмами. Он умел улавливать приметы слабости. И в нужную минуту умел наносить удар. Именно в этот момент, когда он смотрел, как люди садятся в трамваи и выходят из них, ему в голову пришла полумысль. Впервые за последние дни он почувствовал облегчение. Может быть, они справятся. Может быть, есть способ освободить Лину и выйти сухими из воды.

16 Ночной набег черноногих

– Лина мне позвонила.

Контини посмотрел на него. И спросил:

– Когда?

– Вчера, – ответил Сальвиати, – в Цюрих. Я зашел к своему старому знакомому, и, когда я был у него, у меня зазвонил телефон.

– Как она?

– Говорила мало.

– Сказала что-нибудь о Маттео Марелли?

– Ничего. Но думаю, он там же, где она.

– Мм…

Контини глотнул красного вина. Они сидели в гроте Пепито, в Корвеско, за каменным столом. Грот находился у леса, под скалой, в которой пробили множество погребков. Там всегда веяло свежестью, даже в самые душные дни, и можно было поесть колбасы и сыра, запить их чашкой местного вина.

– Марелли, по-моему, темнит, – сказал Контини. – Что-то в этом похищении не так.

– Что же? Лина мне сказала, что с ней обращаются хорошо!

– Сдается мне, Форстер обманул Марелли или чем-то его подмял под себя. Думаю, он и твоя дочь в одинаковом положении.

– То есть в плену?

– Как знать. Это ведь по большей части только догадки. Так или иначе, я не отказался от мысли найти их. Все слухи, которые я собрал, ведут в долину Бавона.