Как он похож на ангела

Она говорила так искренне, что Куинну было непонятно, всегда ли она считала себя посторонним, ни в чем не виноватым человеком или годы, проведенные в Теколото, томительные часы ожидания и скуки помутили ее рассудок. О'Горман был злодеем, она жертвой. Черное и белое.

Альберта смотрела на него сквозь металлическую сетку сузившимися от ярости глазами.

— Скажите, разве это справедливо?

— Я слишком мало знаю обстоятельства дела, чтобы судить об этом.

— О'Горман посадил меня за решетку — вот вам и все обстоятельства. Не исключено, что он сделал это намеренно.

— Ну что вы, мисс Хейвуд! Не мог же он предусмотреть, как его исчезновение отразится на вашей работоспособности, если вы были едва знакомы!

— Я с ним здоровалась, — сказала она, морщась. Видимо, ей было неприятно вспоминать даже о столь незначительных знаках внимания, которые она оказывала человеку, повинному в ее бедах. — Но когда наши пути вновь пересекутся, я отомщу беспощадно! Я его уничтожу, как змею!

— Не думаю, что ваши пути вновь пересекутся, мисс Хейвуд.

— Почему? Я отсюда выйду.

— Да, но О'Гормана, скорее всего, нет в живых. Многие считают, что его убили.

— Кому понадобилось убивать О'Гормана? Разве что другому несчастному, с которым он обошелся как со мной?

— У него не было врагов.

— Тем более никто его не убивал. Он жив. Он не может быть мертвым!

— Почему?

Она даже привстала, будто хотела убежать от вопроса, но, заметив, что охранница наблюдает за ней, снова села.

— Потому что мне тогда некого будет винить. Я останусь одна. А я не виновата, что оказалась здесь, виноват кто-то другой. И этот другой — О'Горман. Он засадил меня сюда, потому что считал, что я с ним высокомерна, или потому что Джордж его уволил. Он меня ненавидел!

— То, что случилось с О'Горманом, не должно было отразиться на вас, мисс Хейвуд.

— Но отразилось же!

— Я уверен, что О'Горман не хотел вам зла, — сказал Куинн.

— Они мне это тоже говорят, только не знают всего, — ответила Альберта.

Она не пояснила, кто такие «они». Скорее всего, тюремные психологи или Джордж, решил Куинн.

— Ваш брат Джордж часто навещает вас, мисс Хейвуд?

— Каждый месяц. — Она сжала пальцами виски, как если бы у нее внезапно заболела голова. — Это так печально! Он говорит о доме, о старых друзьях, а я не должна позволять себе думать о них, иначе я сойду с… превращусь в истеричку. Или он строит планы на будущее, что еще хуже. Здесь, хотя и знаешь, что будущее настанет, его нельзя ощутить, потому что все дни похожи друг на друга. По моим подсчетам, — продолжала она, горько улыбаясь, — мне сейчас примерно тысяча восемьсот семьдесят пять лет, а в таком возрасте глупо мечтать о будущем. Я им этого, конечно, не говорю. Они называют это депрессией, меланхолией. Они употребляют много слов, чтобы избежать одного — «тюрьма». Оно им не нравится. Они предпочитают говорить «пенитенциарное заведение» или «исправительный комплекс». Кого они обманывают? Я заключенная, сижу в тюрьме, и мне невыносимо слушать, как Джордж болтает о поездке в Европу или о том, что я буду у него работать. Как может представить себе Европу человек, который сидит в камере и нигде дальше столовой за последние пять лет не бывал? Почему я здесь? Почему мы все здесь? Они должны придумать что-то другое, лучшее. Если обществу нужно нам отомстить, почему нас не секут у городской стены? Почему не казнят? Почему заставляют бессмысленно гнить здесь, когда мы можем делать что-то полезное? Мы — как овощи, только овощи растут, и их едят, а нам даже в этом отказано. Мы не годимся даже в пищу животным. — Она вытянула руки. — Бросьте меня в мясорубку, накормите мной хотя бы усталую собаку или голодную кошку!

Альберта почти кричала. Люди из соседних кабинок смотрели на нее, вытягивая шеи над перегородками.

— Я хочу быть полезной! Разрубите меня на куски! Послушайте! Неужели вы не хотите, чтобы нами накормили голодных животных?

К Альберте спешила дежурная. На ее синем бедре звякали ключи.

— В чем дело, мисс Хейвуд?

— В тюрьме. Я здесь, а животные голодают.

— Тише, успокойтесь. Они не голодают.

— Вам они безразличны!

— Меня больше интересуете вы, — мягко сказала дежурная. — Пойдемте, я отведу вас в вашу комнату.

— В камеру. Я заключенная и живу не в комнате, а в камере.

— Называйте как хотите, только не надо шуметь. Будьте умницей, идемте.

— Я не умница, — раздельно сказала Альберта. — Я преступница, которая живет в камере, в тюрьме.

— Тихо, тихо!

— И выбирайте выражения!

Дежурная крепко взяла Альберту за локоть и повела прочь. Люди вокруг заговорили снова, но голоса их звучали приглушенно, и когда Куинн поднялся, чтобы уйти, на него устремились взгляды, в которых читался укор: «Вы не ответили на ее вопрос, мистер. Почему мы здесь?»

* * *

Куинн вернулся в административный корпус и после очередных проволочек получил разрешение встретиться с тюремным психиатром, работавшим с заключенными, чьи дела должны были слушаться вторично.

Миссис Браунинг была молодой серьезной особой.