Она отказывалась верить, что Джорджа убили. Нет, у него закружилась голова, когда он стоял на вершине Башни, и он упал сам. А произошло это потому, что он неправильно питался и не привык подниматься на большую высоту. Это она твердила и Куинну, и шерифу Ласситеру, и полицейским Чикото, и Джону Ронде, не пытаясь объяснить себе или им, что Джордж в Башне делал. На вопросы об Альберте она отвечала молчанием.
— Что, Вилли, тоскуешь? — спросила она вслух. — Так тебе и надо. Кто задерживал моего сына допоздна? Из-за кого он спал меньше восьми часов? Кто заставлял его есть ресторанную еду, где полно холестерина и совсем нет рибофлавина и кальция? С кем он часами сидел в кино, вместо того чтобы заниматься спортом?
В последние дни она начала разговаривать сама с собой и с людьми, которых не было рядом, да и не могло быть. Большей частью она повторяла то, что вычитала в книгах о разумной диете, самовнушении, развитии силы воли, активном образе жизни, а также о достижении счастья и спокойствия путем медитации. Она верила авторам этих книг как пророкам, и ее не смущало, что они часто противоречат самим себе и друг другу.
— Эти полицейские так глупы, что не могут понять элементарных вещей. Во-первых, Джордж устал от подъема по ступенькам, поскольку его организм не был к этому готов. Его артерии были забиты холестерином, сердечная мышца плохо работала. Во-вторых, ему следовало утром получить не меньше восьмидесяти пяти граммов протеина и, по крайней мере, один грамм кальция, чего он, конечно, не сделал.
Перелив смесь из миски в большой стакан, она посмотрела ее на свет и увидала в сероватой кашице юность, здоровье, оптимизм, счастье, безмятежность, чистые артерии, крепкие мышцы, удачу в делах и вечную жизнь.
— Если бы Джордж так завтракал, — сказала она, поднося стакан ко рту, — он был бы сейчас жив. И не страдал бы головокружениями.
Первый глоток был горьким. Она сделала второй, но смесь оставалась такой же — горькой, слишком жидкой для еды и слишком густой для питья.
— Я что-то забыла положить. Но что? Что?
Наступил сентябрь. Салли с Ричардом вернулись в школу, и Марта помогала им по вечерам делать уроки. Однажды Ричард написал сочинение «Как я провел лето» и принес матери, чтобы она проверила, много ли в нем ошибок.
— Кошмарный почерк, — сказала Марта, — или теперь в школах не учат писать красиво?
— Учат, — бодро отозвался Ричард, — но я не стараюсь.
— Ничего не могу разобрать.
— А ты попробуй.
— Я-то попробую, но вот что скажет учитель?..
Из сочинения следовало, что Ричард все лето трудился, не разгибая спины.
— Это ты о себе пишешь?
— Ну да! Вот же заголовок: «Как я провел лето». Слушай, мам, знаешь, как живут некоторые ребята?
— Знаю, — вздохнула Марта. — Ты мне говорил, разъезжают в собственных «кадиллаках», получают по пятьдесят долларов в неделю на карманные расходы и возвращаются домой, когда хотят.
— Я не о том, мам. Некоторые… один, во всяком случае, печатает на машинке.
— В таком возрасте?
— Ну да! А что?
— Если ты сейчас начнешь все печатать на машинке, то разучишься писать от руки, когда придет время поступать в колледж.
— Но ты говоришь, что я и сейчас не умею!
— Вот что, умник, забирай-ка свои каракули и все перепиши заново! Слышишь?
Ричард закатил глаза и, став по стойке смирно, ответил:
— Так точно!
— Иначе хорошей оценки тебе не видать.
— Мам, а разве у нас не было когда-то машинки?
— Была.
— Где она?
— Не знаю, — ответила Марта после секундного колебания.
— Так, может, она до сих пор валяется где-нибудь в гараже или кладовке? Я сейчас поищу.
— Не надо, Ричард, ты ее не найдешь.
— Но ты ведь не знаешь, где она?
— Я знаю, где ее нет, так что не лезь ни в кладовку, ни в гараж. И хватит рассказывать, как живут другие. Считай, что в нашем доме нарушаются права человека, а посему: кругом, марш.
Она говорила намеренно веселым тоном, чтобы сын не заметил, как поразило ее внезапное упоминание о пишущей машинке, портативной машинке Патрика, на которой он в свое время так и не научился хорошо печатать. Машинка была подержанной, строптивой, клавиши в ней цеплялись одна за другую, поля съезжали, а звонок звонил, когда хотел. Она вспомнила, как терпеливо Патрик склонялся над ней, стараясь овладеть очередной премудростью, в которой преуспел не больше, чём в остальных. «Зачем я была такой упрямой? — думала Марта. — Я постоянно внушала ему, что он может, а он не мог, и когда падал, я успевала подложить подушку. Вот он и не разобрался, на что способен, а на что нет».
Ричард ушел к себе, а Марта набрала номер в Сан-Феличе. Куинн снял трубку после второго звонка.
— Алло!
— Это Марта, Джо.
— Я как раз сидел и думал, не начнешь ли ты мной тяготиться, если я опять позвоню. Тут кое-что случилось. В каком-то гараже в Сан-Диего отыскали Брата Венец, он там работает механиком. Мы с Ласситером съездили туда вчера и попробовали его допросить, но ничего не вышло. Стойкий Брат заявил, что видит меня первый раз в жизни и о Башне ничего не знает. Так что очередной тупик, но на всякий случай я тебе рассказываю.
— Спасибо, — сказала Марта. — Как тебе работается?