Как организовали «внезапное» нападение 22 июня 1941. Заговор Сталина. Причины и следствия

По уставу, стрелковая дивизия могла занимать полосу обороны максимум в 20 километров, да и то на спокойных участках. Полоса обороны 5-й армии составляла 170 километров, то есть 70 километров были «лишними». Чтобы прикрыть границу, ей нужно было придать по меньшей мере еще четыре стрелковые дивизии или сократить фронт. Правда, помимо стрелковых были еще танковые и две моторизованные дивизии, но они предназначались не для стояния в обороне, а для контрударов. Как были использованы эти силы, скажем ниже, а пока остается констатировать: пехоты 5-й армии хватало лишь для образования завесы. Посопротивляться несколько часов и со спокойной совестью начать отступление под напором превосходящих сил врага. Тем более что примерно половина полосы обороны 5-й армии приходилась на Люблинский выступ. Сама конфигурация границы указывала на то, что оттуда будет наноситься главный удар противника. В таком случае 40 километров на дивизию – это оперативная насмешка и горе для солдат, обреченных на заклание.

Показательна и дислокация частей. А. Владимирский подробно расписал места расположения. Получилась следующая картина:

45-я стрелковая дивизия – удаление от границы 20–65 км;

62-я стрелковая дивизия – удаление частей дивизии от границы от 1 до 12 км;

87-я стрелковая дивизия – удаление от границы 25 км;

124-я стрелковая дивизия – удаление от границы 10–35 км;

135-я стрелковая дивизия – удаление от границы 100 км.

Такое расположение сошло бы для монгольской границы, но не для советско-германской. Отсюда вопрос: а кто, собственно, собирался обороняться? Иные историки объясняют поражение Красной армии в приграничном сражении тем, что ее застали в «стадии развертывания». Ну и где видно по этим примерам это самое развертывание? Перед нами типично мирная картина разбросанных по военным городкам армейских частей. Об этом свидетельствуют и данные о численности стрелковых дивизий. «Укомплектованность этих дивизий начальствующим составом в среднем составляла 68–70 процентов, сержантами – 70–72 процента и рядовыми – 66 процентов»[181]. Как будто рассказывается об Уральском округе, а не о приграничных частях!

Итак, шла обычная гарнизонная жизнь, характерная для мирного времени, а тут – кто бы мог подумать – война! И как на нее среагировали в Москве?

Война под девизом «На провокации не поддаваться!»

1

О том, как писалась Директива № 1 и вообще что делалось в кабинете Сталина вечером 21 июня 1941 года, известно из мемуаров Жукова. Долгую жизнь прожили и другие участники того совещания – Маленков, Молотов, Тимошенко, но воспоминаний об этом вечере не оставили. Хотя Молотов охотно делился пережитым с писателем Феликсом Чуевым («140 бесед с Молотовым»), но поведать о таком историческом событии, как заседание 21 июня 1941 года, не захотел. Надо полагать, Жуков так точно изложил события, что добавить было нечего. Или, наоборот, жуковская версия, ставшая официальной, настолько отличалась от действительности, что оспаривать ее, а фактически – официально-партийную линию Молотов не решился.

Что перво-наперво удивляет в тогдашних событиях, так это неспешность. Неспешно писалась директива, неспешно передавалась, и никому в голову не пришло позвонить командующим западными округами и в трехминутном разговоре изложить суть принятых решений и потребовать начать действовать незамедлительно, ведь рано утром должна была начаться война и каждый час для войск был, как говорится, на вес золота. Лишь командующий ВМФ адмирал Кузнецов отяготил себя звонком на флоты, и там успели приготовиться к отражению воздушных атак противника.

И второе обстоятельство удивляет – упорство, с каким Сталин не верил в возможность нападения Германии. Разведка несколько месяцев сообщала о сосредоточении немецких войск. На Заявление ТАСС от 13 июня германская сторона ответила гробовым молчанием. Два немецких солдата-перебежчика сообщили точную дату и час удара. И все равно Сталин уперто до последнего тянул с приказом о приведении войск в боевую готовность. Официальная версия гласит: будущий генералиссимус настолько уверился в невозможность Гитлером пойти на открытие второго фронта, что все другие варианты возможных событий им отвергались. Вот такой узколобый доктринер сидел в Кремле!