– Останешься здесь со мной на ночь? – спросил он, глядя на Оливию сверху вниз.
– Не торопи события, – едва слышно ответила она, но не сопротивлялась, когда он привлек ее голову к груди и бережно обнял, поглаживая волосы.
– Понимаю, – ответил он. Кругом стояла тишина, слышался лишь едва различимый плеск волн о борт яхты. – Надеюсь, ты приедешь ко мне в Гондурас?
– Я подумаю, – слабым голосом прошептала Оливия.
Глава 22
– Какая терминал тебя? – спросил таксист явно латиноамериканского происхождения.
За окнами такси, везущего Оливию в аэропорт, мелькали бесконечные нефтяные вышки. Похожие на ишаков насосы-качалки двигались вверх-вниз, и Оливии даже на мгновение показалось, что она сейчас в южном Ираке, а вовсе не в окрестностях Лос-Анджелеса.
– Э-э-э, – запнулась Оливия, которая пока не представляла, куда собирается лететь. – Международный.
Нереально красивый закат походил на картину, написанную маслом: солнце уже садилось в облака над горизонтом, расцвеченные всеми оттенками алого и пурпурного и перечеркнутые четким причудливым рисунком телеграфных проводов. Оливия невольно ощутила укол преждевременной ностальгии по Лос-Анджелесу и Америке – стране пустынь, автозаправок, шумных автострад, где царит буйство жизни и постоянное обновление.
– Какая авиалиния?
Оливия потеряла терпение. «
Она пыталась заставить себя рассуждать четко и с надлежащей долей разумности. Ведь ее проблема проще некуда: ее угораздило влюбиться в привлекательного мужчину. Подумаешь, с кем не бывает. Если только предмет твоей страсти не международный террорист. Все симптомы налицо: работают лишь тридцать процентов мозга, остальные заняты фантазиями и вспышками прошлого. Всякий раз, когда она пыталась спокойно проанализировать ситуацию и составить план действий, воспаленное сознание выбрасывало кучу картинок будущей жизни с Ферамо: совместное погружение в кристально прозрачные воды Карибского моря, страстные объятия в бедуинском шатре где-нибудь в суданской пустыне и как апофеоз всего этого бреда – замужество и светская жизнь а-ля Грейс Келли и князь Ренье – сплошные дворцы, яхты и все такое прочее. В ее извращенных фантазиях Ферамо представал не террористом, а выдающимся режиссером, филантропом, гениальным исследователем, почетным доктором всех возможных академий и просто мастером на все руки, которому ничего не стоит починить заглохшую машину.
И зачем только она согласилась на это свидание на острове Каталина? Оливия отчаянно пыталась собраться с мыслями.
«
И тут же искаженное сознание услужливо выбросило картину: Ферамо, облаченный в обтягивающий рабочий комбинезон, подчеркивающий все достоинства его фигуры, копается в двигателе вертолета, окруженный восторженно глазеющими на него механиками. Последний решительный поворот гаечного ключа, и заглохший мотор, взревев, оживает, а механики радостно кричат и хлопают в ладоши. Ферамо обнимает Оливию за талию, страстным поцелуем впивается в губы, после чего буквально забрасывает ее в кабину вертолета.
Воображаемая романтическая сцена была прервана звонком мобильника. На экране высветилось: «Номер не определен».
Это он, Ферамо! Точно, он!
– Это я, – раздался в трубке голос Кейт. – Мой сон прервали трансатлантические ментальные вибрации. Что-то мне подсказывает, что ты готовишься сотворить очередную глупость.
– Вовсе нет. Просто Пьер… Понимаешь, у него гостиница в Гондурасе, и я…
– Даже и думать не смей, чтобы потащиться за этим типом в Гондурас. Это чистое безумие. Ради чего ты все эти годы работала над собой? Ради того, чтобы поддаться сомнительным чарам этого недоделанного Доди аль-Файеда? Да у него наверняка спина волосатая! Не сомневаюсь, года через четыре он напялит на тебя паранджу и запрет в четырех стенах, а сам будет шастать по всему миру, трахая дешевых актрисок.
– Все не так, как ты себе представляешь. Ты просто его совсем не знаешь.
– О боже, только не это! Да ты сама его не знаешь! Я прошу об одном – возвращайся домой, Оливия. Восстанови отношения с «
– А если мои подозрения верны? Что, если он все-таки связан с «Аль-Каидой»?
– Если это так, то тем более надо делать ноги! Все это закончится тем, что ты лишишься головы, о карьере я уже и не говорю. И поверь, я вовсе не хочу украсть твой материал.