Как пальцы в воде

Из платяного шкафа своей спальни профессор вынул новый домашний костюм, хорошо сдобренный горьковатым ароматом лаванды. Алан мысленно поблагодарил Полин… если бы не она – все бы его жилище пропахло затхлостью и пылью. Надев шерстяные брюки, трикотажную рубашку и вязаный кардиган, мужчина, насмешливо улыбнувшись, вновь взглянул на себя в зеркало. Теплый бежево-оливковый цвет порадовал его, во всяком случае, сейчас, в свои шестьдесят семь, он нравился себе больше, чем в то время, когда ему было двадцать, тридцать, сорок… Точнее, теперь мужчина был действительно похож на шестидесятисемилетнего профессора, а не на восьмидесятилетнего старика. Для усиления омолаживающего эффекта оставалось только постричься. Удивительно, но седина почти не тронула его густых темных волос и широких, чуть нависающих на веки бровей. Да и небольшие, близко посаженные карие глаза мужчины стали в тот день как-то по-особенному поблескивать, будто он принял на грудь немного алкоголя… Или после… После чего еще могут удовлетворенно сиять глаза, Алан домысливать не стал: все равно испытать подобное состояние ему было не дано.

Довольно улыбнувшись таким метаморфозам, Биггс чуть ли не вприпрыжку спустился на кухню. Сварив себе кофе, он налил его в вежвудскую фарфоровую чашку с белым выпуклым рельефом в виде камеи и поставил ее на блюдце, чуть подумав, добавил в густой ароматный напиток молоко и сахар и направился с ним в гостиную. Удобно разместившись в мягком кресле, мужчина поставил кофейную пару на столешницу кофейного столика, выполненного из розоватого австралийского лайсвуда. Он не спешил с началом своего обычного завтрака: наступившее утро было для него очень значимым, и Алан хотел прожить его с новым наполнением и смыслом. Не стал включать он и огромный экран плазменного телевизора, как делал это ежедневно и совсем не для того, чтобы развлечься: причина такого фонового сопровождения заключалась в страхе остаться в тишине… наедине с собой. Но когда он смог побороть эту фобию, ему до исступления захотелось ее послушать. Сделав небольшой глоточек кофе, профессор задумался над этой мыслью, внезапно осознав, что не помнит, было ли такое время, когда он, находясь здесь, пребывал в относительном безмолвии. Пока была жива Джоан, ее высокий тембр голоса, зачастую переходящий в повизгивание безнадежно расстроенной скрипки, заглушал любое звучание мироздания. Казалось, что ее полное, круглое тело вбирает в себя, подобно черной дыре, все звуковые волны. Поэтому первый счастливый случай произошел с Аланом в тот день, когда с Джоан произошла трагедия (иногда горе ближнего, оказывается, радует!). Чудом пережив первый инсульт, она на некоторое время замолчала. И тогда профессор понял, что невозможность для его жены раскрывать свой рот, чтобы исторгать оттуда чудовищные звуки, – самое страшное, судя по всему, для нее наказание. Но женщина оказалась сильнее болезни, хоть и ненадолго.

Наслаждаясь тишиной и покоем, Алан наконец-то, обрел свободу! Как долго он к этому шел! Как тяжело и мерзко…

Допив кофе, профессор прошел на кухню и сделал себе незамысловатый завтрак: подсушил в тостере пару кусочков хлеба, вынул из холодильника сливочное масло, ветчину и джем. Затем мужчина сварил еще одну чашку кофе, аромат которого как-то по-новому его взбудоражил. Водрузив все на поднос, Алан через гостиную отправился с ним на террасу. Совсем недавно здесь проводила все свое свободное время Джоан. Последствия первого инсульта оказались не столь серьезные, как могли бы быть. Когда женщине стало плохо, рядом находилась их помощница Полин, которая сразу вызвала «скорую помощь», поэтому миссис Биггс удалось избежать паралича и других серьезных последствий.

Алан поставил поднос на деревянную столешницу и уселся в плетеное кресло. Отсюда открывался живописный вид на озеро и сосновую аллею. Сегодня все было по-другому: пронзительная красота пейзажа околдовала профессора. Он долго размышлял о мистической власти мироздания над человеческим сознанием, хотя и сам человек является непостижимой его тайной. Завороженный совершенной гармонией природы, Биггс совершенно забыл о голоде: эмоции, переполнявшие его, захватили все мысли мужчины.

Было раннее утро, и в восходящих лучах солнца легкая дымка тумана казалась светящимся нимбом, сквозь которую угадывалась амальгама озера, таинственно мерцающая серебром, сверкающая позолотой и россыпью ярких бликов. Никогда еще ранее он не испытывал такого острого желания просто жить и наслаждаться каждым мигом земного бытия. Он не наблюдал за временем, хотя теперь у него появилась необходимость спешить, чтобы многое успеть… Жизнь действительно прекрасна! Только почему это знание пришло к нему так поздно?

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Глава 8. МАРК ЛОУТОН