Как пальцы в воде

– Объясню. Представь, картину. Красивая и талантливая, но пока еще не очень знаменитая актриса наконец-то приобретает известность. И в самом начале своей растущей популярности, можно сказать, в преддверии настоящей славы, она вдруг исчезает с театральных подмостков… куда и почему? Все слухи о необходимости лечения актрисы кажутся мне не очень убедительными. – Лора вновь посмотрела на меня иронично, чуть прищурив свои удивительно красивые, но несколько печальные глаза. – Разве это не странно?

– В твоем выводе есть логика. Но, согласись, актриса, заболевшая, к примеру, какой-то серьезной хворью, вряд ли будет об этом распространяться. А такое обстоятельство нельзя исключить. К тому же, столько лет прошло… Какое теперь может быть расследование?

– Почему бы не попытаться? Не забывай, я все-таки журналистка, и хватка у меня неплохая. Если я что-нибудь заподозрю – буду идти до конца. – Она решительно вскинула голову. – А то, что касается большого количества времени, прошедшего с той поры… это, конечно, верно. Но для некоторых людей достаточно небольшого слуха, намека на прошлый, уже давно истлевший скелет в шкафу, чтобы испортить им настоящее и будущее.

– Ты рассказывала об этой своей версии кому-нибудь?

Лора удивленно приподняла брови:

– Ты имеешь в виду убийство?

– Ну о других версиях ты мне пока не рассказывала.

Лора задумалась, вспоминая.

– Ну конечно, я не кричала об этом на каждом углу, но обсуждала возможные варианты смерти Мишель со многими своими знакомыми. – На последнем своем слове журналистка вдруг поняла смысл моего вопроса: глаза ее округлились, судорожно сцепив тонкие пальцы и отведя отрешенный взгляд в сторону, она посмотрела куда-то вдаль, мимо меня. Несколько мгновений Лора казалась мне застывшей статуей, но через несколько мгновений женщина ожила, плавным движением руки отбросив назад густую прядь волос, и вновь посмотрела на меня, силясь улыбнуться:

– Я не хочу умирать, Марк. Мне страшно. И до твоего приезда я даже не могла у кого-нибудь поплакаться на плече или просто поговорить. Я очень одинока. Но раньше, пребывая в состоянии одиночества здесь, у себя дома, я чувствовала себя замечательно, жила работой, приняв для себя, как должное, что не всем везет с личным счастьем, – вздохнув, она виновато заметила поникшим голосом: – Так откровенно я еще никому не исповедовалась.

Казалось, женщина постарела на глазах: ее взгляд стал усталым и равнодушным, носогубные складки стали четче, подчеркнув изможденность похудевшего лица, даже блеск каштановых волос потускнел и приобрел оттенок искусственного дешевого парика. Такая скорбная картина вызвала во мне амбивалентные чувства: симбиоз саднящей жалости и нарастающего раздражения. В конечном итоге досада, оказавшаяся доминирующей, трансформировалась в созидательный, хотя и жестокий порыв. Я пересел к ней на диван и, взяв приятельницу за руку, громко и твердо сказал:

– Лора, я не узнаю тебя! Ты молода, красива и успешна! Откуда такой пессимизм? – Я чуть сжал ее холодные пальцы. – Любые проблемы можно решить. Надеюсь, ты же не хочешь, чтобы я испытывал к тебе жалость?

Удивленная моим эмоциональным всплеском, усиленным непривычно громким голосом, журналистка оторопело посмотрела на меня. Тягостная пауза длилась несколько секунд. Затем она протянула руку к бокалу с бренди и охватила его напряженными пальцами, немного подумала и поднесла напиток ко рту, решительно допив оставшийся алкоголь.

Помолчав еще некоторое время, она вдруг скривила темные губы в скептической ухмылке:

– А знаешь, Марк, похоже, значение трезвости явно переоценивают. Посуди сам: до вечера у меня была свежая голова, но мне было грустно, тяжело и очень страшно, жизнь казалась мне безрадостной и утомительной. А мне сейчас – до свежести, как до вершины Монблана, но я весела, счастлива и бесстрашна. Разве нет?

– Это так, но буквально несколько минут назад, ты выглядела очень несчастной, а чтобы дойти до такого, как ты говоришь, счастливого состояния, тебе потребовалось дополнительное химическое вещество, в народе известное как этанол.

– Может, мне не хватает своего гормона радости?

– Не исключено, но ведь раньше тебе его хватало. Ищи его в другом, иначе можно навсегда забыть о разуме.

– Знаю, Марк, – серьезно и трезво ответила мне Лора. – Мне просто хотелось подурачиться и спровоцировать тебя на какую-нибудь выходку, – улыбнулась она. – Неплохо я изобразила тоску и безнадежность?

Немного опешив, я медленно произнес:

– Да, надо признать, тебе удалось меня одурачить.

– Да уж, хотя мне не очень-то пришлось напрягаться. Но после нашей беседы я действительно стала лучше себя чувствовать.

Удивительно, но после ее признания о таком нелепом розыгрыше мои ощущения стали чуть радостнее.

– Ты знаешь, я тоже сейчас чувствую себя сейчас замечательно, – ответил я, улыбаясь.

– Может, все-таки этанол?

– Ну скажем, не без участия оного. Но, уверен, наш разговор имел оздоровительное действие на нас обоих.