Как перед Богом

Перед выступлением нам сказали, что на нашем концерте будет Сталин. Это было в Кремлевском театре. Тогда в Кремле еще был театр. Сталин сидел в ложе среди членов правительства. Рядом с ним сидели Молотов, Ворошилов, Булганин. Берии и Маленкова не было. Я видел Сталина только со сцены, когда пел. Ложа находилась метрах в десяти от меня. С правой стороны от сцены. Когда нам сказали, что будет Сталин, мы боялись выступать. Не потому, что боялись Сталина, а боялись, что, как увидим его, так язык, ноги и руки перестанут слушаться, и мы выступать не сможем. Тогда не было принято записывать фонограммы, как это делается сейчас по принципу, как бы чего не вышло, чтобы, не дай Бог, что-то непредвиденное не произошло при президенте, на случай, если кто- то слова забудет или, что еще хуже, лишнее скажет… Тогда, слава Богу, было другое время. Все должно было быть настоящим. И поэтому мы, чтобы не ударить лицом в грязь, все тщательным образом репетировали. Прогон концерта шел по нескольку раз, но мы все равно жутко волновались… Я пел песню "Летят перелетные птицы". Я пел, и Сталин слушал меня. Я не мог долго смотреть на него, хотя очень хотелось. Дело в том, что перед выходом на сцену меня предупредили, чтобы я долго ни на кого не смотрел, чтобы естественно смотрел на все части зала. И хотя очень хотелось рассмотреть Сталина, я сделал, как мне говорили. Очень мало я видел его, но, помню, успел разглядеть, что был он в сером кителе. Я спел и поклонился, как видел, кланяются в кино любимому царю. И поклонился уважаемой публике. Я спел и имел большой успех. Спел и на ватных детских ногах ушел за кулисы. Спел самому Сталину. Так начиналась моя карьера. Я был еще маленький и толком не понимал еще, что такое "вождь всех народов"… Его называли Иосиф. И меня мама моя назвала Иосифом Я думаю, остальным выступавшим, кто был постарше, было намного сложнее. К сожалению, в подробностях я не помню, как реагировал на мое выступление Сталин. Поскольку не помню, не хочу рассказывать, что кричал он "браво", поддерживая нескончаемые аплодисменты, или улыбался мне… Сейчас я бы мог сказать, что угодно, но не хочу соврать. Просто такого не помню. Помню, что иногда смотрел на него. Еще помню, как за год до этого, приезжая в Москву, тоже на смотр художественной самодеятельности, я 1 Мая на Красной площади участвовал со всеми в демонстрации перед Мавзолеем. Помню, как все мы влюбленно и восхищенно смотрели на руководителей партии и правительства, которые организовывали и вдохновляли мировую победу над фашизмом, и особенно во все глаза глядели мы на нашего героического, но простого вождя. Все это я хорошо помню. Навсегда остался в памяти салатовый занавес в Кремлевском театре.

Вот сказал это и подумал, а ведь мне довелось жить при всех советских и после советских царях, кроме Ленина… Сколько их было? Сначала Сталин. Потом Маленков, Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, Ельцин и вот теперь — Путин. Девять человек… И все это время я пел. Пел самому Сталину, пел перед Хрущевым, перед Брежневым. Пел перед остальными. Неужели я уже такой старый? (Кобзон замолчал. Я обратил внимание, как он сказал, что пел самому Сталину и… пел перед остальными. Стало быть, Сталин заслуживал, чтобы пели именно ему.)

ГАГАРИН И ЦЕНЗУРА

К Никите Сергеевичу Хрущеву я был, можно сказать, приближен дважды. Больше всего запомнилось, когда вернулся из космоса Гагарин, и мы выступали на приеме в его честь с композитором Аркадием Ильичем Островским. Тогда я еще пел в дуэте с Виктором Кохно. И хотя мне уже приходилось выступать перед Хрущевым, тот прием позволил находиться особенно близко, чтобы можно было рассмотреть, как Никита Сергеевич поднимает рюмку за рюмкой…

В тот день, кажется, 14 апреля 1961 года, мы пели любимую песню Гагарина "Мальчишки, мальчишки" и… написанную специально для этого случая космическую песню "На Луну и на Марс". В этот же вечер мы познакомились и с самим Гагариным на "Голубом огоньке" на Шаболовке. Но тогда еще особой дружбы не случилось, а вот, когда в августе полетел Титов, с Германом мы подружились сразу.