Как переучредить Россию? Очерки заблудившейся революции

О том, что дело в культуре, в базовых ценностях, догадываются многие. Сегодня об этом громко заявляет Русская православная церковь. В одном из своих выступлений патриарх Кирилл прямо заявил: «Чтобы в кризис снова не провалиться, нам нужно менять нашу ментальность. И более того – менять систему ценностей, в которой мы живем»[83]. Однако представление о том, на что нужно менять «текущие ценности», очень расплывчато, и у каждого – свое. Одно – у патриарха, другое – у либералов, третье – у националистов и т. д.

Конфликт между двумя этими культурными парадигмами (городской и деревенской) и создает то напряжение, которое будет питать грядущую революцию.

В России всегда существовала своя альтернатива «крестьянской» культуре в виде культуры «городской», которая, несмотря на свою естественную слабость (в стране, где крестьянство было подавляющей частью населения, городская культура не могла быть сильной), за счет большей способности к организации или, как теперь принято говорить, большей «креативности» доминировала в политической и экономической жизни страны.

Русский «город» всегда подавлял русскую «деревню», и только за счет этого обеспечивалось историческое развитие страны. В те редкие периоды истории, когда «деревня» высвобождалась из-под опеки «города», развитие прекращалось и Россия погружалась в смуту. Поэтому никакого другого пути вернуть Россию к исторической жизни сегодня, кроме как восстановить позиции русского «города» и поставить «деревенскую» культуру под контроль, я не вижу.

Проблема в том, что в современной России «город» и «деревня» потеряли свои привычные социальные границы. Это условные обозначения двух культурных типов, которые не имеют какой-то четкой локализации. Все смешано, все спутано, сегодня «город» можно найти в «деревне», но еще чаще можно встретить «деревню» в «городе». Почти каждый бывший советский человек несет в себе оба «культурных заряда» – «городской» и «деревенский».

В зависимости от общей ситуации, от обстановки вокруг него русский человек ведет себя сегодня соответственно. Когда снимаются всевозможные «ограничители», когда право перестает действовать и исчезает страх наказания, когда нет примеров альтернативного поведения, когда морально то, что выгодно, тогда актуализируется «деревенская» модель поведения. Верни в общество порядок, восстанови формальные правила, возроди страх наказания, обозначь четкие ориентиры нравственного поведения – и те же люди (не все, но в большинстве своем) будут вести себя иначе.

Смена «культурных парадигм» – это всегда революция. Она может быть плавной, растянутой во времени или бурной, как извержение вулкана. Но сути дела это не меняет, должен быть перерыв постепенности. Без этого из одной культуры другая не вырастет. Тем более ничего не вырастет из «крестьянской» культуры, которая по определению не развивается. Нужен толчок, который поможет переключить внутри русского человека «культурный тумблер» и поменять одну культурную парадигму на другую. Такой толчок может дать только революция. Революция – это условие, без которого переход к созидательной активности, к формированию нового общества и восстановлению государственности на новых началах невозможен.

По своим истокам и движущим силам это будет именно культурная революция. Будет ли она сопровождаться политической революцией – не так важно и зависит от обстоятельств места и времени. Причем чем дольше длится «крестьянская война», чем больше население входит во вкус всеобщей «передельщины», тем тяжелее будет вернуть «деревню» к «мирному» укладу жизни и восстановить порядок. Чем дольше будет откладываться революция, тем более жесткие, если не сказать – жестокие, формы она примет.

Поворот к революции дается России нелегко. После нескольких десятилетий ее безудержной апологетики в русском обществе глубоко укоренился страх перед революцией. Причин этому несколько.

Во-первых, большевистская революция оставила глубочайший шрам в душе русского народа. Поскольку ее природа так и не понята окончательно, трагические ее последствия ассоциируются исключительно с самим революционным процессом, а не с его основаниями.

Во-вторых, по этой же причине разочарование политическими и экономическими итогами перестройки и ельцинской демократизации также были отнесены на счет неизбежных последствий любой революции.