Как пережить экономический кризис. Уроки Великой депрессии.

Иллинойс и Нью-Йорк были на грани краха. Фондовая биржа была закрыта. Губернатор Лэндон назвал капиталистов «рэкетирами». К концу пятницы 3 марта 1933 года в этих городах закрылись все банки. В остальных штатах выдавали 5 процентов депозита. По сведениям Федеральной резервной системы, в казне не было драгоценного металла, чтобы обеспечить американскую валюту. Министерство финансов не могло финансировать работу даже федерального правительства, и США в техническом смысле были банкротом. Накануне инаугурации вся банковская система страны объявила выходные дни — финансовое сердце западного мира остановилось.

Рузвельту необходимо было браться за инаугураци-онное обращение к стране. Вскоре после избрания Рузвельт определил президентство как «преимущественно место, которое позволяет осуществлять моральное лидерство. Все наши великие президенты были лидерами мыслительного процесса своего времени, когда определенные исторические идеи, касающиеся жизни нации, должны были быть прояснены».

Хотя президент Гувер и получил последний президентский чек на пять тысяч долларов, свой последний день в Белом доме он провел незавидным образом. Гувер просто не в состоянии был организовать традиционный ужин с заступающим в должность президентом и решил организовать что-то «меньшее». В конечном счете он встретил прибывшую на традиционный четырехчасовой чай в Белом доме семью Рузвельта в самом отвратительном настроении. Гувер предупредил, что страна находится «на грани финансовой паники и хао-са» — и все потому, что его коллега из Нью-Йорка не внушает финансовым кругам доверия. Гувер еще раз предложил Рузвельту выступить совместно, и снова ФДР уклонился. Для Рузвельта выступить в паре с Гувером было бы в данной ситуации политическим самоубийством. К тому лее Рузвельту ждать было недолго — завтра он станет президентом.

В десять часов утра 4 марта Рузвельт отправился в епископальную церковь Святого Иоанна — напротив Белого дома. «Несколько минут он стоял на коленях, закрыв лицо руками». Эндикот Пибоди, как в детские годы, вел службу. В «Мэйфлауэре» Моли и Вудин рекомендовали закрыть всю банковскую систему.

Обозреватель Артур Крок сравнил атмосферу в американской столице в день инаугурации с «настроением в городе, осажденном врагами». Перед Капитолием собралась толпа в сто тысяч человек. Генерал Макартур командовал инаугурационным парадом, и он ожидал беспорядков. На стратегических высотах были установлены пулеметы. Черная толпа в промозглую погоду ждала полудня. Наконец часы Капитолия пробили двенадцать.

Этим серым мартовским днем Рузвельт положил руку на семейную Библию и обратился к верховному судье Чарльзу Эвансу Хьюзу. Трехсотлетняя семейная Библия была открыта на первом послании апостола Павла коринфянам: «Даже если я говорю на языках людей и ангелов, но не владею даром милосердия, то я всего лишь глухой колокол, или дребезжащий кимвал. И если даже я обладаю даром прорицания, и все тайное мне ведомо; и если даже исполнен я глубокой веры, так что могу двигать горы, но не владею даром милосердия и любви, то я — ничто».

Игнорируя аплодисменты, Рузвельт достал написанный от руки текст речи, над которой столько корпели в Гайд-парке. Ни одна фраза не была позаимствована, то был чистый Франклин Делано Рузвельт. Измученная страна услышала новые слова, а Гувер рассматривал свои ботинки. Инаугурационная речь Рузвельта запомнилась не меньше, чем второе инаугу-рационное послание Линкольна и речь при вступлении

в должность Кеннеди. Больше конкурентов нет. Трудности страны «слава Богу, носят только материальный характер». После страстных призывов не потерять этических основ Рузвельт признал в эти первые секунды своего президентства, что «наша нация рвется к действию, и действию именно сейчас. Нашей величайшей первостепенной задачей является дать этим людям возможность работать».