Поскольку небольшая шведская армия не имела регулярного подвоза, а «кормила себя сама», то есть добывала предметы снабжения путем реквизиций на территории, которую занимала, важнейшее значение для ее боеспособности представляли экономическое состояние местности и собственная маневренность, чтобы перемещаться из одних, более или менее обеспеченных районов, в другие, не задерживаясь долго в уже разоренной местности. Схема получения предметов снабжения включала как организацию свободной торговли с местным населением за конвертируемые золотые и серебряные деньги с помощью следовавших вместе с армией купцов и маркитантов, так и принудительное изъятие, в том числе обеспечивавшееся взятием заложников и наложением контрибуций на населенные пункты под угрозой их уничтожения. Полученных по этой схеме предметов снабжения и денег хватало на выдачу денежного, продуктового и вещевого довольствия военнослужащим, причем армия была освобождена от необходимости создания и охраны дорогостоящих магазинов снабжения, больших транспортов и обозов, что предоставляло значительные преимущества в части экономии средств и в отношении повышения подвижности войск. В русской армии, напротив, помимо огромного армейского обоза (не менее 6–7 тыс. повозок, без учета артиллерийских фур), до 40 % которого отводилось под провиант, солдатам выдавали продовольственный хлебный паек зерном – рожью, который надо было самостоятельно переносить с собой, так что некоторые вскладчину нанимали дополнительные телеги, еще более увеличивая обоз, хотя это было запрещено, а другие от изнеможения выбрасывали паек на марше[48]
.С другой стороны, как отмечает А. Констам, при отсутствии организованной системы снабжения шведской армии приходилось двигаться не в том направлении, которого требовала оперативная целесообразность, а туда, где имелись еще не разграбленные запасы продовольствия и фуража[49]
. Этим и воспользовался противник, который существенно ограничил возможность шведов получать предметы снабжения, прибегнув к достаточно примитивной стратегии «непрямых» действий.§ 1.2. Оборонительная стратегия русского командования
По мнению В. Молтусова, эффективность защитных действий русского командования заключалась в проведении комплекса мер, которые условно можно свести к пяти группам:
1) строительство сплошной оборонительной линии на западном рубеже государства от Пскова до Севска (февраль-май 1706 года);
2) укрепление самых опасных участков, проходов, речных переправ, дорог, пересекавших либо лежавших вдоль границы (с начала февраля 1708 года);
3) укрытие хлеба и фуража в 200-верстной пограничной зоне между Псковом, Смоленском и Северскими городами (фактически с лета 1708 года);
4) инженерные меры и опустошение территории на дальних подступах и непосредственно перед наступающим противником (с июля 1707 года);
5) боевой контакт и столкновение с врагом без ввязывания в генеральное сражение (с зимы 1707–1708 годов)[50]
.По нашему мнению, все эти меры сводятся к трем группам мероприятий – инженерная подготовка защитных сооружений в виде непрерывного рубежа и отдельных позиций, опустошение местности перед наступающим противником и ослабление вражеских войск активными действиями подвижных отрядов в тылу и на коммуникациях. Однако, как показала практика войны, наибольшую эффективность показали наименее затратные мероприятия, такие как опустошение местности и операции подвижных отрядов.
В соответствии с планом, принятым еще в декабре 1706 года в польском городе Жолкиеве (Жолкеве), к северо-западу от Львова (Лемберга), на генеральном военном совете русской армии («воинской думе»), проходившем под председательством царя Петра, было решено всячески уклоняться от боев со шведами в Польше; одновременно следовало разорять («оголаживать») те районы Польши, куда по условиям обстановки могла двинуться шведская армия[51]
. В совете, помимо царя, участвовали Александр Меншиков, Борис Шереметев, Гавриил Головкин, Петр Шафиров, Григорий и Василий Долгоруковы, Борис Куракин[52]. Однако кому именно из участников совета принадлежит идея таких действий, воспроизводящих методы ведения войны скифскими племенами в период Античности («скифским подобием»), точно не установлено. Впрочем, аналогичные соображения, высказанные ведущими политиками Нидерландов («…с шведами в генералную баталию отнюдь не входить и, какими хитростями будет возможно, уклоняться от того, малыми партиями… неприятеля обеспокоивать, чем больше он в своих проходах обветшает в силе войск») были доведены до царя и в 1708 году через русского посла в Гааге Андрея Матвеева (сын боярина Артамона Матвеева, отец любовницы Петра – Марии Румянцевой (Матвеевой), матери фельдмаршала Петра Румянцева)[53]. В результате стратегия «выжженной земли» с успехом стала применяться русскими на фронте протяженностью до 300–400 верст, причем не только в Польше и Литве, но и в Белоруссии, а также на Смоленщине и в Украине[54].