Таким образом, через месяц после начала артиллерийского обстрела и «крепкой» осады города, общая численность его гарнизона (около 8 тыс. чел.) была практически доведена до числа пехоты в шведской армии (на 3–4 марта 1709 года – 8109 здоровых и 2923 больных военнослужащих[247]
). Данное соотношение сил, учитывая еще и число пушек в городе, раскрывает секрет «поразительной защиты Полтавы» (Е. Тарле якобы поразило, что шведам так и не удалось взять город[248]), поскольку при таком инженерном обеспечении, артиллерийском вооружении и численности гарнизона для взятия Полтавы приступом шведы должны были использовать половину своей армии, неминуемо понеся при этом значительные потери (поэтому, в отличие от Е. Тарле, генерал Алларт по поводу возможности для шведов взять Полтаву приступом писал 5 июня князю Меншикову: «Невозможно удобно верить, чтоб он сие место самою силою брал, понеже он во всех воинских принадлежностях оскудение имеет…»[249]). Так как замысел шведского командования совершенно не предусматривал вновь понести урон ради овладения очередным опорным пунктом противника, то шведам оставалось только ждать, когда у гарнизона закончатся боеприпасы и продовольствие или ему на помощь подойдет царская армия.С другой стороны, царю Петру было выгодно изматывать королевскую армию в боях за город, поэтому 19 июня он дал Келену указание продержаться еще две недели, а затем, при невозможности отстоять Полтаву, сжечь ее, уничтожить все запасы, пушки и уходить с гарнизоном и жителями через Ворсклу к главной армии; позднее, 26 июня, он потребовал от коменданта продержаться уже до половины июля[250]
. Эти указания не оставляют сомнений, что Петр не торопился деблокировать осажденных, выжидая наступления благоприятных условий для нападения на королевскую армию, либо ее дальнейшего ослабления в результате потерь в живой силе и траты боеприпасов при штурмах (по мнению генерала Алларта, следовало: «… последовательно короля шведского и его войска к совершенному разорению привести»[251]).Как видно, обе стороны вели своеобразную оперативную игру вокруг Полтавы, стремясь добиться каждая своих целей. Планируемое Петром передвижение отрядов Скоропадского и Долгорукова через Псел, а русской армии через Ворсклу к Петровке, а затем к Яковцам, свидетельствует, что царь, видимо, задумал постепенно окружить шведскую армию и заставить ее капитулировать от голода, одновременно нанося по шведам согласованные концентрические удары с разных сторон (пользуясь рассредоточенностью шведских частей в связи с необходимостью добывания фуража и продовольствия). Еще в начале июня он выдвигал план концентрического удара по шведам, о чем сообщал в письмах к Долгорукову и Скоропадскому[252]
, но затем оказался от него. Однако особо благоприятные условия – бездействие шведов, позволившее создать вблизи поля предстоящей битвы систему фортификационных сооружений, на которые русские по мысли Петра могли опереться в сражении, а также ожидаемое прибытие отряда иррегулярной конницы, – побудили царя фактически принять решение о «генеральной баталии», поскольку приближение к противнику сделало решающее столкновение неизбежным (около 3,3 тыс. калмыков хана Аюки, двигавшихся от Волги через притоки Дона на Харьков и Изюм, к которым царь 21 июня выслал трех казаков-проводников с письменным требованием поторопиться к Полтаве, существенно задержались в пути, поскольку Казанский губернатор Петр Апраксин использовал их для уничтожения остатков восставших донских казаков из отрядов атамана Булавина, о чем и доносил царю уже 28 июня[253]).Существует версия[254]
, что командование королевской армии, для видимости придерживавшееся рыцарских обычаев, все еще применявшихся в ходе западноевропейских войн, выслало к русским парламентеров, предложивших командующим с обеих сторон встретиться и договориться, где и когда состоится битва (следует заметить, что если шведы и решили прибегнуть к рыцарским правилам ведения войны, то только тогда, когда это стало им выгодно, хотя за все предшествовавшие восемь лет военных действий никакого рыцарства по отношению к русским они не проявляли да и договоренности о дне битвы тоже не стали придерживаться). В итоге фельдмаршалы Карл Реншельд и Борис Шереметев встретились и договорились, что битва состоится 29 июня 1709 года[255]. По-видимому, русское командование выбрало эту дату, рассчитывая дополнительно использовать иррегулярную конницу калмыков, которые действительно прибыли 4 июля, то есть все-таки опоздали участвовать в битве.