Как писать о любви?

Каждый раз, когда вам кажется, что работа могла бы пойти быстрее, вспомните, пожалуйста, историю, которую я вам сейчас расскажу. Иначе вам не избежать моей ошибки.

Однажды я попыталась за вечер дописать свой детективный роман.

– Не успеешь, смотри, сколько деталей провисло, – сказала редакторская часть меня.

– А мы сосредоточимся и хотя бы в черновом варианте добьем, – отбрыкивалась авантюрная творческая половина.

Поздним утром следующего дня обе части меня пришли к полному согласию – это была дурная затея. Но попытаться, я считаю, стоило. Это не я сказала, это писатель во мне не затихает ☺

Я отменила все встречи, отправила текст на печать. Через десять минут в принтере закончилась бумага. Я засунула в него какие-то мятые распечатки и пошла готовить обед.

Мятые распечатки оказались важными документами мужа.

Я села править текст в компе.

Паста сгорела.

Сердитый, но великодушный муж сделал заказ в «Деливери».

К ужину у меня стали болеть глаза, я только успевала отмечать, что нужно поправить, где перепроверить мотивы, но писательская часть меня с такой скоростью неслась к финалу, что править текст редакторская половина не успевала.

– Какие у тебя планы на вечер? – спросил муж, увидел ноутбук у меня на коленях, распечатку рукописи на его документах, разбросанную по всей комнате, и пошел смотреть корейский боевик про убийство в 117-м секторе.

В 11 ночи я готова была к нему присоединиться, но вместо этого пила на кухне холодное белое и вспоминала…

1 января в 8 утра я еду к маме за моими сыновьями по заледеневшей Тверской. Машины движутся медленно и аккуратно, как во сне. Перед площадью Белорусского вокзала светофор переключается, и все три автомобиля заранее медленно, чтобы не уйти в занос, притормаживают, ждут. И только четвертый автомобиль на минимальной скорости продолжает движение на красный.

И, как в замедленной съемке, в бок ему так же неспешно въезжает другой автомобиль, который ждал и тронулся, когда его красный только переключался.

Я слушаю «Реквием» Моцарта. Водители выходят и удивленно смотрят на вмятины и друг на друга. Падает снег. Включается мой зеленый.

В этот момент я придумала сюжет. Мурашки пробежали по коже, когда я поняла, чем все закончится.

Лет семь уже прошло. Или восемь. А я все еще не пишу. Вздохнула и правила текст до 6 утра.

Ясное дело, я за один день ничего сделать не успела. А самое подозрительное – мне нравится текст. Мда…

Как же на следующий день у меня болели спина и шея от перенапряжения… Конечно, я за день не успела даже толком обдумать текст. Дописываю до сих пор. Иногда думаю: можно я так и останусь теоретиком от литературы?

Поиск своего голоса может занять время

Творчество лечит и питает. Ученые измерили и доказали: когда начинаешь рисовать, то и пишется легче, а игра на фортепиано улучшает речь – и ты начинаешь рассказывать истории не хуже Аркадия Райкина. То есть занятия одним видом творчества помогают раскрыться в других и освободиться. Но одно дело – знать и читать, другое – пережить это на себе. Временами я с огромным трудом через сопротивление силой в 12 баллов двигаюсь с помощью творчества к себе. Рассказываю как есть.

– Расскажи мне о себе! Протанцуй свой характер, свою судьбу. Покажи мне, какая ты настоящая!

Протанцевать себя, раскрыться требует Оксана, мой преподаватель танцев. Я отказываюсь. У меня веские причины прятаться.

Нет доверия.

Нет понимания, зачем это нужно – раскрываться?

Робость.

Я не понимаю, как можно показать себя.

И зачем?

И кому это нужно?

Кому интересно?

Это опасно.

Это бессмысленно.

Это нескромно.

Дерзко.

Агрессивно.

– Иди ко мне, просто иди вперед, – зовет Оксаночка.

Я не могу! Звучит глупо, знаю, но я не могу взять и легко пойти навстречу преподавателю. Я легко и даже с азартом иду назад, отступаю, ускользаю, но, когда делаю шаг вперед, настроение портится, накрывает тревога. Я замираю и уже готова сбежать.

И вдруг я не к месту начинаю говорить о младшем сыне и его потерянных волосах. Когда Даниле исполнилось пять, у него за неделю исчезли все волосы. Ничего страшного – алопеция, безобидное, малопонятное врачам аутоиммунное заболевание. Когда я признаюсь, что скучаю по его локонам, что до сих пор, хотя головой все понимаю, чувствую себя виноватой, плохой матерью, я могу сделать первый уверенный шаг навстречу преподавателю. «Ведь у детей хороших матерей волосы в одночасье не выпадают», – говорю я почти шепотом, когда подхожу к ней близко-близко, и начинаю плакать. Вместе со слезами уходит столько грусти, столько вины, и я впервые могу в танце идти вперед и смотреть в глаза. Я могу пройти через свою злость от бессилия, поднять к сердцу и опустить руки, тяжелые от печали, и примириться. Что было, то было. Я протанцовываю печальную страницу из своей жизни, как старухи, импровизируя фламенко, протанцовывают свои годы. И мне становится немного легче. Шаг навстречу к себе.