Филологи обладают несравненно б'oльшими знаниями в области языка и литературоведения, нежели любой, даже самый опытный писатель. Они увидят в тексте стороннего автора мельчайшие погрешности стиля, заметят языковые штампы, насторожатся, если вдруг провиснет сюжет. Однако писателями становится незначительная часть специалистов по языку. Филологи работают редакторами, преподавателями, становятся переводчиками, но не стремятся сами создавать оригинальный художественный контент.
Литературоведы не могут писать свое или не хотят?
Разумеется, они могут, но часто им мешают обширные знания предмета. Здесь можно провести аналогию с шахматным поединком гроссмейстера с компьютером. Кто обладает лучшей памятью, у кого в запасе больше вариантов ходов, у кого быстродействие выше? Ответ очевиден: у компьютера. И тем не менее гроссмейстеру нередко удается выигрывать партии, потому что у него в голове вспыхивает решение, не запрограммированное в компьютере. То же и с писательством. Филолог волей-неволей перебирает весь свой багаж знаний, прекрасно понимая, что и этот вариант плохой, и тот неправильный, и третий банален. Он просто не может позволить себе пренебречь знаниями. А человек другой профессии, обладающий только необходимым минимумом знаний, вдруг по наитию пишет нечто превосходное. То, что еще не включено в учебники, грамматики и упражнения. Разумеется, что-то необычное сможет сочинить и дипломированный литературный работник, если сумеет хоть на краткий момент забыть все, чему его учили в институте. Поэтому среди писателей так много биологов, врачей, инженеров, преподавателей естественных дисциплин.
Не означает ли сделанный вывод, что начинающий автор, не знакомый ни с какими законами литературного мастерства, с наибольшей вероятностью создаст шедевр?! Ведь очень многие из них так и заявляют: «Я пишу по наитию» или даже: «Мне будто высшие силы диктуют, что писать». Но наитие – добрый помощник на самом начальном этапе создания произведения. Оно помогает нащупать идею, увидеть примерно образы героев и худо-бедно придать событиям какую-то связность. Но литературным произведением назвать эту талантливую графомань будет трудно.
Если такой писатель-интуит отложит свой текст на месяц или хотя бы неделю, а позже вернется к нему, просмотрит свежим взглядом, то и сам заметит много недостатков, недосказанностей, неточных слов в своем произведении. А если не увидит, то, возможно, он просто лишен писательского дара. Остается еще вариант показать свое творение специалисту: редактору, другому писателю. Если и в этом случае он не захочет прислушаться к замечаниям, то дело совсем плохо.
Но думающий талантливый автор поймет, что ему пока не хватает знаний в непростом писательском ремесле, и, чтобы заполнить пробелы, обратится к справочным пособиям или начнет искать нужную информацию в Интернете.
Как и во всем прочем, в писательстве представляет ценность золотая середина – равновесие между знанием и спонтанностью.
Для кого мы пишем: для читателя или для себя
Изначально авторы, а начинающие авторы особенно, пишут для себя. Причины рождения писательского импульса могут быть различными: личные переживания, неудовлетворенность жизнью или восторженность, желание поделиться с читателями своим видением мира. И даже промелькнувшая мысль о читателе не исключает того, что мы пишем для себя.
Автор сочиняет для себя, но почти всегда выходит к читателю со своим творением. Он знает, чт'o хотел показать в произведении, чему научить, чем удивить. Думает, что так понятно и прозрачно осуществил свой замысел, что только тупой не поймет его или – того хуже, – прочитав, перевернет все с ног на голову. Обидно бывает и тогда, когда читатель, заскучав, бросает читать книгу на середине и еще напишет отзыв где-нибудь в Сети, разнеся в пух и прах твое произведение.
Однако читатель имеет право выставить любую оценку автору и его творению, что бы тот ни думал о своей непогрешимости! Но каждому пишущему стоит задуматься: а все ли я сделал для того, чтобы донести свой замысел до читателя? О читателях приходится думать с создания первых строк своего рассказа, учитывать их психологические особенности восприятия.