Как по лезвию

Мы у ворот. Эй, отворяй, охрана!
Ровно в двенадцать нам разрешают вход.
Мокрый от пены и, безусловно, пьяный,
Я удираю в новый грядущий год.

С треском разбив елочные игрушки,

Жмется к столу общество-ассорти.
Хочется стать взрывчатою хлопушкой
И расстрелять всех залпами конфетти!

Но нужно включиться и — раз-два-три! — веселиться.

А лучше всего напиться вдрызг, чтоб рухнуть под стол пластом.
Кто-то из женщин в маске лисицы
Приветливо машет мне своим пушистым хвостом.

Там, наверху, счетчик стучит все чаще.

Там, наверху, скоро составят счет.
Кто-то открытку бросил в почтовый ящик.
Может быть, ангел, может быть — пьяный черт?

В этом году я выбираю черта.

Я с ним охотно чокнусь левой рукой.
Я объявляю восемьдесят четвертый
Годом серьезных мер по борьбе с тоской.

Но в комнате пусто, смазаны краски.

Слышен могучий храп за стеной.
Кто-то из женщин сбрасывает маску
И остается рядом со мной.

Как хорошо, когда некуда торопиться.

Славно проспать первый январский день.
Надо бы встать, чтобы опохмелиться,
Надо бы встать, но подниматься лень.

В куче кассет местный рок-клуб — по росту.

Маршевый шаг вперед, два шага назад.
Ровно в двенадцать — Всеволод Новгородцев
И модная группа «Фрэнки гоуз ту Ленинград».

Мы засыпаем. Что нам приснится?

Лес и дорога. Конь вороной.
 Кто-то из женщин в маске лисицы
Утром проснется рядом со мной.

Кто-то из женщин быстро с постели встанет,

Выгладит платье и подойдет к столу.
Кто-то из женщин все по местам расставит.
Где-то в углу на кухне найдет метлу.

Кто-то из женщин быстро сметет осколки.

Вымоет чашки с мылом и кипятком.
Снимет игрушки. Выбросит наши елки.
И, не прощаясь, щелкнет дверным замком.

А солнце все выше! Скоро растает.

Деды Морозы получат расчет.
Сидя на крыше, скорбно глотает
Водку и слезы
Мой маленький черт.

Дым коромыслом