Подверженный влиянию этих сил, индивидуум может стать замкнутым даже уже потому, что общение с другими людьми усложнилось. Все реже встречаются душевная теплота, сострадание, легкие, непринужденные отношения внутри семьи или среди соседей. Исчезла возможность получать моральную поддержку, обмениваться комплиментами, вести дружеские беседы. В обществе, все члены которого изолированы друг от друга, любой эмоционально окрашенный контакт становится роскошью.
Одна из самых грустных картин, которые мне доводилось когда-либо видеть, – это субботние компании одиноких детей. Сгрудившись у фонтана, пока их матери осуществляют закупки на неделю, они с тоской на лицах уныло пожирают «биг-маки» или пиццу. Чуть позднее их ждет возвращение в предместья – в частные владения, которые изолируют их друг от друга. В городе, который они покидают, страх перед преступниками превратил обитателей квартир в напуганных жителей осажденных крепостей. Замок становится темницей, если двери в нем закрыты на тяжелый засов, а окна покрыты решетками. В городе многие пожилые женщины не выходят даже за покупками до тех пор, пока их мужья не вернутся с работы. Для одиноких же стариков все страхи городской жизни увеличены во много раз.
В социуме существуют и менее заметные силы, превращающие нас в разрозненное сообщество страдающих от одиночества людей. Когда банковские подвалы сменили менее эффективные и экономичные кладовки, мы были вынуждены начать платить скрытые цены. Нигде уже не увидишь таблички «Здесь дают кредит». У вас нет больше кредита, вы теряете право на существование, если не можете предъявить три документа, подтверждающие факт такового. Дружелюбные беседы с мистером Буэром или аптекарем Гольдбергом канули в прошлое. Маленькая брешь в социальном взаимодействии, жертвоприношение ради «прогресса» и влечет неизменные потери в том, что вы значите для других и что они значат для вас.
Я вырос в Бронксе, где в то время мало кто имел собственный телефон. Кондитерская, находившаяся по соседству, являлась телефонным центром квартала. Когда дядюшка Норм желал добраться до своей подруги Сильвии, ему приходилось сначала звонить в кондитерскую Чарли. Чарли принимал звонок и спрашивал, кто из нас, ребятишек, хотел бы заработать пару пенни тем, что добежал бы до дома Сильвии и передал бы ей, чтобы она ждала звонка. Довольная Сильвия платила посреднику два или три цента, а посредник, в свою очередь, тратил этот заработок на леденцы или стакан зельтерской воды – разумеется, в кондитерской Чарли. Так замыкалась социальная связь – чтобы обеспечить контакт двоих людей, требовались скоординированные усилия, по меньшей мере, еще двоих. Безусловно, процесс был длительным и неэффективным в сравнении с тем, как просто теперь Норму связаться с Сильвией, если, конечно, он вспомнит номер ее телефона и ему не придется звонить в адресный стол. Но что-то потерялось. Нет нужды обращаться к другим, если вы можете позвонить, нет нужды просить о помощи. Сильвии не нужно разговаривать с детьми, как не нужно Норму обращаться в кондитерскую Чарли. В любом случае это было бы бесполезно, поскольку кондитерской Чарли уже нет, а дети скучают, когда их мамы делают субботние покупки в Смит-тауне.
Ценности, преобладающие в психологии американцев, особенно акцентирование на личных достижениях в процессе конкуренции, также могут способствовать развитию в людях застенчивости. В нашей культуре, где, как говорит Джеймс Добсон, внешность – золотой краеугольный камень богатства человека, а интеллект – серебряный, застенчивость может стать движущей силой изыскания средств к получению дополнительных доходов. Одна замечательная 84-летняя старушка описала свой застенчивый период жизни так: