Как подменили Петра I

В 1710 году Петр устроил шутовскую свадьбу своего карлика Якима Волкова. После венчания и торжественного пира, на который были свезены карлики со всей России, молодожены были отведены в спальню, куда последовал и сам Петр. Историки деликатно умолчала о цели его странного визита в столь интимное место и в столь неподходящее время, но, как можно предположить, это было болезненное любопытство, которое он даже не стремился скрыть от окружающих.

Известен его указ 1718 года о приобретении различных монстров и уродов по всей России для пополнения коллекции Кунсткамеры. Петр определил и плату тем, кто доставит подобные экспонаты: за мертвого урода человеческого — по десяти рублей, скотского — по пяти рублей, птичьего — по три рубля. За живых: за человеческого — сто рублей, скотского — пятнадцать, птичьего — семь; ежели будет «гораздо чудное», то обещано больше. За утайку таких монстров был положен штраф в десять раз больше против указанной платы.

Несомненно, что только человек с явными психическими отклонениями мог повелеть подобное.

Фоккеродт по поводу странных увлечений Петра откровенно заметил: «До конца его жизни самым приятным его занятием было точение (на токарном станке), дергание зубов, выпускание воды у больных водянкой и другие подобные фокусы».

Просматривая литературу о Петре, невозможно не обратить внимания на то, с какой охотой многие авторы приписывают ему первенство почти во всех видах деятельности: Петр первый кораблестроитель, первый организатор регулярной армии, первый законодатель, первый учитель русского народа, первый дипломат, флотоводец, полководец и т. д. Но, выставляя Петра на первое место в масштабных военных и политических сферах, авторы не забывают и о мелочах, и Петр становится пионером в деле учреждения парусного спорта, первым организатором правильного сельского хозяйства, первым врачом, ветеринаром и даже первым овцеводом! Странно, что этот хор откровенных льстецов не назвал его первым стоматологом, первым специалистом в области физической патологии и первым анатомом России. Видимо, даже у самых восторженных почитателей Петра не хватило духа связать его болезненные наклонности с подлинным научным интересом.

* * *

В этом же 1692 г. Петр совершает свой наиболее странный поступок. 14 мая за три часа до рассвета умирает его младший семимесячный сын Александр (родился 3 октября 1691 г.), и в этот же день его погребают в Архангельском соборе. На похоронах Петр не присутствовал, хотя находился в этот день в Москве[13].

Чем можно объяснить его отсутствие? Охлаждением или даже неприязнью к семье, крайней «занятостью» на дружеских пирушках, которые стали с этого года неотъемлемой частью его жизни, или очередным сборищем «всепьянейшего и всешутейшего собора», который начал свою деятельность примерно в это же время? Но едва ли любой из этих поводов способен извинить Петра.

О настоящей причине его отсутствия на похоронах сына догадаться не трудно: он панически боялся появиться перед царской семьей и быть разоблаченным.

В этом же 1692 году современники отметили его охлаждение к жене Евдокии Лопухиной. Хотя она и побывала, согласно документам, летом этого года в Переславле на торжествах по случаю завершения строительства флотилии, вряд ли это способствовало укреплению супружеских отношений. Занятый своими кораблями, плаванием по озеру и военными маневрами, Петр едва ли обращал на нее внимание.

После знакомства с немкой Анной Моне, которое, по некоторым источникам, состоялось в этом же году, Петр окончательно оставляет свою жену. Через несколько лет, по возвращению из заграничного путешествия в 1698 году, Петр отправляет ее в монастырь. Евдокия была уверена, что Петра подменили, но ее мнение, которое относили к пристрастным, по причине перенесенных ею незаслуженных обид и унижений, никогда не принималось всерьез.

Переписка Петра с Евдокией не сохранилась. На основании этого многие историки делают вывод о том, что Петр вообще не писал своей жене и был к ней довольно холоден с первого дня совместной жизни. Но при внимательном чтении личных бумаг Петра невозможно не обратить внимания на одно письмо, которое, как считается, адресовано его матери, царице Наталье Кирилловне, и датировано августом 1693 года:

«Радость моя! По писму твоему ей-ей зело опечалился, потому тебе печаль, а мне какая радость? Пожалуй, зделай мене беднова без печали тем: сама не печалься, а истинно не заживусь. А словесно о нашем пребывании известит Федор Чемаданов. А у нас по се время все здорово малитвами твоими».

Судя по слишком интимному обращению, письмо это адресовано не матери, а Евдокии, и отнести его следует к 1689–1691 гг. Это небольшое послание свидетельствует о взаимных нежных чувствах и, как можно предположить, послано Петром из одного из потешных походов. Он утешает загрустившую в кратковременной разлуке Евдокию обещанием того, что не задержится слишком долго — «истинно не заживусь».