Как помочь умершим?

В житии преподобной игуменьи Афанасии мы находим следующее повествование. Игуменья Афанасия перед смертью своей завещала сестрам своего монастыря кормить нищих в память ее до 40 дней. Между тем сестры приглашали нищих лишь в течение 10 дней, а затем, по нерадению, не исполняли завещания своей бывшей начальницы. И что же? Игуменья Афанасия явилась из загробного мира и укоряла, что сестры преступили ее просьбу, говоря: «Да будет всем известно, что творимые до сорока дней за душу усопшего милостыни и питание алчущих умилостивляют Бога. Если грешны души усопших, то чрез сие они получают от Господа отпущение грехов; а если праведны, то благотворительность за них служит ко спасению благотворителям» (Четьи Минеи, 12 Апреля).

Кусок хлеба

Насколько велико значение милостыни для спасения души человека, видно из жития праведного Петра, бывшего мытаря (память 5 октября по новому стилю).

Будучи сборщиком налогов, проявлял он жестокость и немилосердие, видя в любом деле только свою выгоду, и никогда никому не подавал милостыни. Однажды в сердцах бросил он кусок хлеба в нищего, досадившего ему мольбами о милостыне. В ту же ночь увидел Петр себя во сне умершим и то, как святые Ангелы взвешивали его дела на весах правосудия Божиего. Чаша дел недобрых полнела на глазах и тянула вниз, на чашу же дел добрых было нечего положить, кроме куска хлеба, брошенного с досады, но и это остановило чашу, опускающуюся вниз. Пробуждение Петра от сна было воистину рождением нового человека.

Но это всего несколько примеров. А кто может исчислить все свидетельства, находящиеся в жизнеописаниях святых мужей, ясно доказывающие, что и по смерти приносят величайшую пользу усопшим совершаемые за них милостыни?

Глава 4. Таинственное значение заупокойных обрядов

Видение афонскому монаху таинственного смысла поминовения умерших

Одному афонскому монаху однажды было дано видеть, как происходило поминовение:

«Была родительская суббота, кончилась Литургия. Одни из присутствовавших уже выходили из церкви, а другие остались и стали подходить к общему кануну — поминальному столику с распятием. Я же стоял на клиросе. Вышли из алтаря священник и дьякон. Священник произнес: «Благословен Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

И в это время я увидел, что много народа стало входить в дверь храма с улицы, а затем проникать сквозь стены и окна. Храм наполнялся множеством прозрачных теней. В этой массе я увидел женщин, мужчин и детей. Определил я по внешнему виду священников, императоров, епископов и между ними простого разнорабочего, дряхлого солдата-поселянина, бедную женщину и нищих вообще.

После возгласа священника они безшумно, но чрезвычайно быстро заполнили весь храм, становясь тесно друг к другу. Я не мог оторвать глаз от этой удивительной картины. Наконец их набралось так много, что реальные молящиеся казались мне фигурами, ярко нарисованными на фоне этих удивительных теней. Они (тени), подходя в безмолвии, становились у священного алтаря. Некоторые из них как будто становились на колени, другие склоняли головы, точно ожидая произнесения приговора. Дети протягивали руки к свечам, горящим на кануне, и к рукам молящихся живых.

Но вот диакон вынул записки и стал называть написанные в них имена. Удивлению моему не было конца, когда я заметил, что порывистым, радостным движением выделялись то одна, то другая фигура. Они подходили к тем, кто помянул их, становились рядом, глядели на них глазами, полными любви, радостного умиротворения. И они сами, молясь вместе с молящимися за них, сияли необыкновенно радостными лучами.

По мере того как священником молитвенно поминалось вслух по записке «О упокоении» каждое имя, из толпы безмолвных теней выделялось все большее число радостных фигур. Они безшумно шли и сливались с живыми молящимися.

Наконец, когда записки были прочитаны, осталось много неназванных — грустных, с поникшей головой. Некоторые из этих душ тревожно посматривали на дверь, словно ожидая, что, может быть, придет еще их близкий (ныне живущий) человек, подаст о них записку и помолится. Но нет, новые лица не появлялись, и тем, за кого некому было молиться, оставалось лишь радоваться радостью тех, кого помянули на панихиде их верующие родные.

Я стал наблюдать за общей группой молящихся, которая как бы смешалась с дрожащими в светлых лучах призраками из потустороннего мира, и увидел еще более чудную картину. Когда произносились слова: «Благословен еси, Господи, научи мя оправданием Твоим» или молитва «Сам Господи, упокой души усопших раб Твоих», видно было, как лица живых озарялись одинаковым светом с душами их умерших родных, как слезы не уныния, а радости текли из глаз тех, кто носил телесную оболочку, и в тоже время какой горячей любовью, безпредельной преданностью горели глаза помянутых.