Внешне не поверили, а про себя ликовали, мечтали. Санька ласково смотрел на бутылки водки, примеривался к дорогим винам. Присмотрел себе норковую шапку, дорогие брюки, ботинки и курточку. Вовка тоже задерживался у полок с выпивкой, не осознанно чмокал губами, тяжко вздыхал, сердясь на задержку денег. Нюрка смотрела и водку, приглядывала и вкусную закуску, присмотрела цветной телевизор. Купить надо, не всё же богатым его смотреть, они теперь тоже богатые. Постепенно походка у Нюрки становилась не торопливая, важная, взгляд приобрёл ту снисходительную важность, которую она приметила за богатыми людьми, за своей заведующей. Серый старый плащ, стоптанные сапоги, вытертый шарф, платье, кофты, даже перчатки и носки, – всё вдруг стало ей неудобно носить. А раньше она и не замечала, какие вещи у неё старые и дешёвые. Прежняя жизнь воспринималась Нюркой, как наказание, испытание судьбой её, а будущее богатство, как награда. А разве не за что? Они хорошие люди, никогда и ни кого зря не обидели, зла ни кому не пожелали. Жили трудно, бедно. Дочку с ребёнком обратно в семью приняли, когда она ушла от мужа. И на алименты не подали, сколь чё даст Егоровна, то и ладно. Живут они бедно, а и кому же помогать, как не бедным. И хотели они получить эти деньги, ой как хотели! И дня не проходило, чтоб Нюрка мысленно не вздыхала, не просила у судьбы помощи. Вот и дождалась! Это, желая помочь ей, Нюрке, господь бог оставил билет у Ольги. А сказать ничего нельзя – вдруг вспугнёшь удачу. Но, если сказать нельзя, то хотя бы намекнуть. Сейчас, уверившись в своём богатстве, Нюрке интересно стало пройтись по соседям, попросить в долг десяточку. Попросить понарошку – дадут или нет. Ведь сами то гораздо больше станут просить. А если наперёд сами пожалеют, то может стыдно потом будет?
Тротуары почти освободились от снега, а кое где даже просохли, хоть в туфельках по ним шагай. У штакетника, у корней старой берёзы тянутся вверх тонкие зелёных травинки. На дорогах сплошная грязь, окаймлённая неровной полоской снега с обочин. У стариков Паши и Маши медленно убывает груда расколотых дров. Стаскивают пенсионеры дрова в сарайку. Подошла к ним Нюрка, руки по швам, смиренно поздоровалась, десять рублей в долг попросила.
– Даже на хлеб денег нет, на той неделе будет получка, тогда вам сразу отдам.
Старики молчат, словно не слышат. Отдать то отдаст Нюрка, за ней не пропадёт, да заходить в дом не охота, деньги вытаскивать.
– Хлеб в долг дают, – нашёл выход старик, – наш хлебопёк в тетрадочку всё записывает.
Грустно стало Нюрке, не понравилась своя игра – и впрямь приняли её за попрошайку. У предпринимателя она и так в долг берёт, верят ей.
– Да мне курочки копчёной захотелось
– Что так, или прихоти? Не поздновато? – засмеялись старики. – Ишь, чего захотела, от курочки мы бы и сами не отказались. Помоги нам дрова таскать, – предложил Паша, – я тебе десятку и так дам. А то мы со старухой изробились совсем не можем, болезни одолели.
– А я, думаешь, не изробилась, здоровая? – обиделась Нюрка. – Я вся насквозь больная, спину ломит, руки тянет, давление всё время скачет. Ладно, хоть дети помогают, а то хоть ложись и помирай.
– Вместе живёте – так и хорошо, – не подумавши, поддержала Маша, – а наши в Москву уехали, обои.
Нюрке то го и надо было, быстрей перевести разговор на другое, подальше от своей просьбы.
– Сами же послали. Вот и выучилися – мати с отцом не нужны стали. Сами учёные, в квартирах нежатся, а про мать с отцом и не вспомнят!
Не слушая доводов стариков, Нюрка повернулась обратно, громко крича на всю улицу.
– Вот, ведь, старики плачут, совсем занемогли. Меня нанимали за десять рублей дрова таскать. А у меня самой работы дома много!
Её выслушала соседка, пышнотелая молодушка Галя, посочувствовала и послала своих сорванцов, Сашу и Маринку зарабатывать на мороженое.
– Это дело, – одобрила Нюрка, – пусть с малолетства к труду приучаются, а то меня заставляют – смех прямо.
Большие деньги
Деньги наконец то пришли, 650тысяч!
– Егоровна, – вновь попросила Ольга, – помоги, боюсь я.
Егоровна отпросилась с работы, пришла с большой сумкой.
– Чего испугалась, бери с собой 200тысяч, сейчас купчую оформим. А остальные деньги на книжку положи, потом разберёшься.
Санька тоже подскочил, тёрся рядом, вроде охраны. До нотариуса дошли, а продавцы там, уже денежки ждут, документики приготовили, ключиком трясут. Как в тумане Ольга бумаги подписала, где услужливо ей галочкой отметили. Не верилось Ольге, что квартиру купила, что квартира её. Двери открыла и стоит на пороге, смотрит. Коридорчик узенький, слева дверь на кухню, прямо и право двери в комнаты. Санька вперёд рванулся, Егоровна его за рукав ухватила.
– Погоди ты, не торопись, сначала вот его пропусти, на счастье.
Она расстегнула сумку и вытащила маленького, беленького, пушистого котёнка. Осторожно пошёл котёнок на слабых ножках, жалобно замяукал.
– Привыкнет, – обнадёжила Егоровна, – а ты примечай: где он ляжет – там кровать поставишь, значит место хорошее.