Как повесить ведьму

А это означает, что рядом со мной Джексон тоже может пострадать.

– Сейчас здесь небезопасно находиться, – говорю я.

Джексон окидывает взглядом старинные дома и причудливые скамьи.

– Мы на тихой улице, где живут весьма состоятельные люди. Более того, сейчас еще светло. По мне, безопасней просто не бывает.

Я краснею, смутившись: в моих словах звучит паранойя.

– Знаю. И не говорю, что деревья внезапно накинутся на нас и съедят. Я имею в виду, что тебе небезопасно находиться рядом со мной.

– Опять же я спрашиваю почему.

Никогда еще Джексон не вел себя так. Он убийственно серьезен. Как рассказать обо всем, чтобы он смог понять?

– Я хочу объяснить, но не знаю как.

– Сэм, есть ли у тебя ко мне хоть какие-то чувства? – Он делает шаг ближе, и сердце мое начинает биться сильней. – Я должен знать. Потому что, если это так, я останусь здесь, буду стоять на своем, пока ты не доверишься мне. Но если нет…

Я кидаю взгляд на Элайджу, он недовольно ворчит, отходя на пару футов и давая мне немного личного пространства. Все инстинкты советуют бежать. Я невероятно нервничаю и не хочу, чтобы подобный разговор проходил на глазах у Элайджи. Но вопрос Джексона больше нельзя игнорировать. Выхода нет.

– Сэм, на что ты смотришь?

Я испуганно встречаюсь с Джексоном взглядом.

– Постой… оно здесь? – догадывается Джексон.

– Он, – поправляю я.

– Отлично. Он здесь? – Джексон вновь осматривает улицу. Элайджа вновь подходит к нам.

– Да, я здесь. Пытаюсь спасти ее, а не наседаю со своими чувствами, когда дама явно расстроена, – бросает Элайджа.

– Это не его вина – он просто не понимает, – говорю я духу, не успевая вовремя опомниться.

– Что он мне сказал? – требует Джексон.

– Убирайся домой, Джексон, пока не причинил ей вреда, – продолжает Элайджа.

– Сэм! – Джексон приближается еще на шаг, не пытаясь уклониться от этой неловкой ситуации.

Мне хочется плакать. Солгать нельзя, ведь Элайджа стоит рядом со мной.

– Он сказал, чтобы ты шел домой, пока не причинил мне вреда. – Я морщусь от каждого слова, и помрачневшее лицо Джексона доказывает, что говорить их не стоило.

– Ты думаешь так же? – тихо спрашивает он.

Все намного сложнее. Но если я скажу так, он никуда не уйдет. Приходится собрать всю силу воли, чтобы ответить:

– Да.

Джексон кивает, глаза его блестят.

– Полагаю, таков ответ на мой прошлый вопрос. – Джексон ждет, что я скажу что-нибудь, еще хоть слово. Спустя несколько мгновений он разворачивается и идет прочь.

– Джексон! Прости.

Всего за один час мне пришлось оттолкнуть Вивиан и Джексона, это просто убивает. Может быть, проблема действительно во мне? Может, Лиззи права и все, что я делаю, причиняет окружающим боль? Джексон останавливается, кажется, что он вот-вот обернется. Затем качает головой и идет дальше. С каждым его шагом боль в груди становится сильней. Я смотрю на Элайджу.

– Знаю, – говорит он, обвивая меня руками. Я прячу лицо у него на груди и цепляюсь за рубаху. От Элайджи пахнет старыми книгами. – Но я не мог позволить тебе и дальше рисковать. Всем будет спокойней, если он пойдет домой. Даже ему самому.

Я киваю, утыкаясь лбом ему в грудь.

– Что ты хотел мне рассказать?

Элайджа еще секунду сжимает меня в объятиях и отпускает руки.

– Пока ты была с миссис Мэривезер, я просматривал старые дневниковые записи.

– Ты что-то отыскал, да?

Он кивает:

– В конце тысяча семисотых годов имеются упоминания о женщине с воронами, живущей в лесу. Автор уверяет, что люди не подходят к ее дому, потому что боятся быть проклятыми.

– Разве к концу тысяча семисотых она не должна была уже умереть?

– Именно это меня и взволновало. Так что я поискал записи тысяча восьмисотых годов. И нашел еще два упоминания о ней. А потом еще одно – в начале тысяча девятисотых.

Как на протяжении многих сотен лет люди могли писать об одном и том же человеке?

– Может, они просто повторяли истории, услышанные от других, а сами никогда ее не видели?

Элайджа откидывает назад темные волнистые волосы.

– Меня заставило задуматься то, что описания женщины были невероятно похожи.

– Что ты хочешь сказать? Думаешь, она прожила несколько сотен лет? Это невозможно.

Слова не столь убедительны, как хотелось бы. Я сама только что варила зелье у соседки на кухне, а мой лучший друг – дух, с которым мы целовались. Значение слова «невозможно» стало для меня не таким категоричным, как когда-то в Нью-Йорке.

– Невозможно ли? – спрашивает Элайджа. Могу только представить, насколько он был ошеломлен.

– Если она может колдовать, то так или иначе должна быть жива, правда? – Я нервничаю.

– Полагаю, теперь можно окончательно предположить, что она тот самый неизвестный враг, о котором предупреждал Коттон в видении.

Кровь отливает от моего лица.

– Коттон сказал, что я уделяю внимание не тому, чему нужно. Но почему он просто не сообщил, что тайный враг – это твоя невеста? Зачем все эти загадочные фразы?

– В именах содержится сила. Полагаю, он пытался защитить тебя или самого себя.

Если даже Коттон боится ее, то что делать мне? Осматриваю улицу, ощущая себя легкой мишенью.

– Думаешь, она пытается добраться до меня из-за Коттона?