Как прекратить войну

Перед нами справедливые требования различных народностей, населяющих Россию, которые нередко были до последнего времени лишены элементарных прав свободного человека: – рабочего класса, требующего правильной организации труда и отношений между ним и капиталом; – крестьянства, дезорганизованного, во многих местностях доведенного до нищеты, везде намеренно ввергнутого в невежество; – молодежи, стремящейся к высшему образованию и сталкивающейся с крайним недостатком университетов и высших технических школ; – отцов и матерей, желающих дать начальное образование всем своим детям и не находящих достаточного числа училищ и гимназий, не говоря уже об отсутствии бесплатного обучения; – литературы и прессы, надеющихся полно воспользоваться свободой печатного слова и ждущих потому новых законов о печати; – всего общества, уверенного, что оно столь же полно будет пользоваться свободой собраний и организаций и благами самоуправления, что также необходимо организовать путём особого законодательства; – духовенства, армии, ремесленников, всех имеющих свои нужды и требования; – наконец, каждого гражданина, ожидающего твёрдого установления и осуществления неприкосновенности личности. Перед нами тысячи, десятки тысяч таких неотложных вопросов, которые легко разрешить в отвлечённых формулах, можно временно осуществить революционным, захватным путём, «явочным порядком», но которые действительно осуществить, провести глубоко в жизнь, внедрить во всеобщее сознание и обеспечить навсегда – можно только путем напряженного труда, гигантской законодательной работы, требующей времени и, главное, спокойствия.

Такого же спокойствия требует, в сущности, и созыв Учредительного Собрания, которое должно решить вопрос о государственном устройстве России и дать руководящие директивы для всей предстоящей законодательной работы. Выбирать Учредительное Собрание под громы пушек и мортир, при условии, что миллионы граждан сосредоточены на фронтах, вдали от своего постоянного местожительства, а другие, к сожалению, тоже едва ли не миллионы, томятся в плену и будут тем лишены избирательного права, конечно, – не невозможно, но крайне затруднительно и не вполне справедливо. Что мы ответим бывшим пленным, несколько лет протомившимся в крепостях и концентрационных лагерях Германии и Австрии, когда, вернувшись, наконец, на свободную родину, они спросят нас: «За то ли, что мы рисковали жизнью и пожертвовали своей свободой, обороняя границы родной страны, вы лишили нас права, по совести, подать свой голос при выборах в Учредительное Собрание? За то ли, что мы, благодаря неумелому ведению войны царским правительством и разным предательствам, попали в плен, нам не позволили участвовать своими голосами в разрешении основных вопросов того будущего строя, при котором ведь и мы будем жить в России? За что вы признали нас лишенными гражданских прав?» Конечно, созыв Учредительного Собрания откладывать невозможно; оно нам необходимо, как воздух, которого начинает недоставать. Но насколько успешнее прошли бы выборы, насколько полнее и правильнее была бы выражена воля всей России, если бы эти выборы в Учредительное Собрание происходили не при условиях войны, а в дни мира, при общем спокойствии!

Таким образом, вся жизнь России, все её интересы, ближайшие и более отдаленные, говорят нам об одном и том же. Всё сводится к одному: нам прежде всего, раньше всего, выше всего нужен: мир!

Надо скорее закончить войну, надо скорее заключить мир, в этом – благо России, в этом обеспечение нашей свободы!

Но каким путём можно достичь этой вожделенной цели, заключения мира?

Прежде всего, мир бывает разный. При прежнем правительстве бывали годы, даже ряды десятилетий, когда Россия «наслаждалась» внешним миром. Но вряд ли мы захотим вернуться к миру под тяжкой властью столыпинского режима. Получила мир и Франция после 1814 года, когда коалиционные русско-немецко-английские войска разгромили последние силы Первой империи и вернули на французский престол ненавистных народу Бурбонов в лице безногого, расслабленного и почти слабоумного Людовика XVIII. Хотим ли мы получить нечто вроде подобного мира? Разве не может быть «мир» горше, тяжелее всякой «войны»?