Грант медленно повернулся спиной к слепящей Белизне за окном. Когда-то он был красив, но теперь выглядел изможденным; лицо одутловатое и печальное.
— Полагаю, Шекспир лучше нас с тобой знал человеческую природу: «…власть красоты скорее преобразит добродетель из того, что она есть, в сводню, нежели сила добродетели превратит красоту в свое подобие…»[15]
— Грант помолчал, затем шепотом процитировал: — «Офелия?.. Все, чем я грешен, помяни»[16]Если верить летописным источникам Нобла, в этом городе за всю историю его существования было совершено только три благородных деяния. На территории Вайоминга альтруистические традиции не нашли широкого распространения, однако городки, подобные Ноблу, возникали, чтобы нести в мир добро, но с течением времени их устремления претерпевали огромные изменения.
Так вот, поводом к первому благородному деянию послужил возглас Гриззарда: «Серебро!» Обнаружив десять лет назад сереброносную жилу, он выдвинул девиз: «Поделим богатство», и богатство стали делить, пока оно не иссякло, что, к сожалению, произошло почти сразу же после того, как серебро было найдено.
Второе благородное деяние связано с событиями восьмилетней давности, когда горожане начали возводить лютеранскую церковь на западной окраине города, у подножия гор, которые, рассекая безлесные равнины, убегают на восток. Церковь выстроили красивую, с витражами вместо окон; цветное стекло заказывали в Сент-Луисе.
В ту пору обитатели Нобла еще питали надежды, что им удастся заманить в свой город священника.
Третье и последнее благородное деяние, свершившееся в Нобле, было зафиксировано весной прошлого года.
Со смертью достопочтенного старика Гриззарда, а также в силу того обстоятельства, что сереброносная жила давно истощилась, для города наступили тяжелые времена. В Нобле никто уже больше не был одержим благородством помыслов; его слава теперь зиждилась на поступках низменных, постыдных. Жители перебивались кто как мог, и в анналах города наконец появилась запись, выведенная корявым почерком какого-то малограмотного человека. Эта запись свидетельствовала о том, что Нобл окончательно смирился со своей судьбой, и гласила она следующее: «13 апреля 1875 г. Свищеника не нашли. Сегодня с барделя миссис Делами снялитабличку „Дом приходского свищеника“.
Многие, заглянув в Нобл, немедленно уезжали, с негодованием качая головами, но одна молодая женщина не спешила покидать город. Сейчас она стояла у заиндевелого окна в салуне «У Ф. Э. Уэлти», потягиваясь время от времени, словно после долгого сидения. В лице этой женщины ясно читалось, что она вовсе не презирает Нобл. Ныне заснеженный город, пользующийся скандальной репутацией, ей нравился. С необъяснимой тревогой в глазах смотрела она на дорогу, в это время года представлявшую собой узкую ленточку обледенелой грязи, — может быть, опасалась, что в Нобл случайно прискачет какой-нибудь ковбой и сотрет дьявольский городишко с лица земли.
Трудно сказать, кто была эта женщина, кутавшаяся в черную шаль из плотной шерсти, из-под которой выглядывало голубое ситцевое платье, застиранное до белизны возле швов на лифе и с новенькими заплатками из такой же дешевой хлопчатобумажной материи на юбке. В общем и целом женщина выглядела довольно пристойно, хотя наряд выдавал в ней танцовщицу питейных заведений: платье было несколько укороченного фасона; оно не прикрывало до конца нижние юбки, не прятало надетые на ней красные чулки и высокие ботинки на пуговицах. В Денвере или даже в Шайенне она, наверное, справила бы себе атласное платье, но в Нобле возможностей заработать представлялось немного, и скопить денег на подобный туалет было крайне сложно.
— Кристал! Он приехал? Что там, на улице? — прогудел встревоженный мужской голос.
Фолти — владелец салуна «У Ф. Э. Уэлти» собственной персоной — выпрямился во весь рост за стойкой бара, держа в руках бутыль виски, которую он принес из винного погреба.
Девушка долгим взглядом окинула улицу. Восемь-десять деревянных зданий с декоративными фасадами — вот вам и весь Нобл, да еще дом, в котором заправляла миссис Делани, однако он стоял особняком на окраине городка рядом с заброшенной церковью и кладбищем. Дорога была пустынна, ни малейшего движения на всем протяжении до самого горизонта ~ скованная морозом прерия мирно спала.
Девушка в немой мольбе подняла глаза к: небу. Аспидно-серое, оно было затянуто снежными тучами, готовыми разразиться нескончаемым потоком льда. К земле понеслись несколько снежинок, и губы девушки тронула улыбка; она воспрянула духом. Может быть, он не приедет. Плотнее укутавшись в шаль, девушка направилась к стойке бара помогать Фолти; на лодыжках у нее кокетливо позванивали бубенчики.