Едва слышный гул раздался под землей, но для меня ровным счетом ничего не изменилось. А вот Кшиштоф дернулся! Почувствовал, как его отрезало от вездесущего эфира, про который так часто говорили маги. Теперь все, братец-некромант. Кина не будет, электричество кончилось, однако! Пойти бы сейчас и физиономию ему начистить, вот это был бы номер…
— А ДАВАЙ! — обрадовался дракон. — ЭТО ВСЯКО ЛУЧШЕ, ЧЕМ ДЕЛАТЬ ТО, ЧТО ТЫ ЗАДУМАЛ. ТОЧНЕЕ — НЕ ДЕЛАТЬ… УНИЗИШЬ ЕГО — ОН ЖЕ ОТ ТЕБЯ НЕ ОТСТАНЕТ ВООБЩЕ НИКОГДА.
— Это будет только между мной и им. Это мне и нужно… — проговорил я.
— Что-что? — удивленно переспросил меня Рикович, который как раз поднес мне пистолет: здоровенную колесцовую дуру времен очаковских и покорения Крыма.
На самом деле — век эдак шестнадцатый-семнадцатый, но кому это интересно?
— Ничего-ничего. Как этим пользоваться? — я ткнул пальцем в сей экзотический карамультук.
Кстати, изящный такой карамультук, с насечкой, инкрустацией и здоровенным шаром из слоновой кости на рукояти — для баланса, похоже. Наверное, если взять его за дуло — можно хорошо так по башке надавать врагу. Или если швырнуть — тоже больно будет.
— Ты что же — не тренировался? — глаза Ивана Ивановича стали буквально квадратными. — Ты идиот, Пепеляев? Если он тебя убьет…
— То ты ничего не будешь делать, — погрозил я ему пальцем. — Слышал мое последнее желание? О теле позаботится Вишневецкая. А ты потом ожившего покойника встретишь и чаем напоишь, однако. Кстати, мне нужны деньги, готов ударно поработать на зимних каникулах. Да и сейчас, если на выходные подыщешь что-нибудь — я согласен…
— Какие, к черту, выходные… А-а-а, у тебя туз в рукаве, да? — он покивал своим мыслям. — Ладно. Но если сдохнешь — я попрошу, чтоб тебя кто-нибудь оживил — и опять убью. Слишком много на тебе завязалось, Пепляев, слишком много… Ну, это — дела будущего. Смотри: вот тут вот взвести, вот сюда нажать. Целься чуть ниже, примерно ему в яйца, тогда попадешь в грудь. Рука у тебя твердая — справишься.
Я молча кивнул и снял с себя пальто, подал его Ивану Ивановичу, оставшись в жилетке и белой рубашке, и забрал у секунданта пистолет. Нормально он лежал в руке, удобно. Приятная такая тяжесть. Рикович хлопнул меня по плечу и двинулся к Вишневецкой. Яся о чем-то у него спросила, но он покачал головой: может, она ко мне подойти хотела?
— ЕСЛИ ПУЛЯ НЕ ПРОБЬЕТ МОЗГ НАСКВОЗЬ — СПРАВЛЮСЬ, — подал голос дракон. — НО ПООБЕЩАЙ МНЕ, ЧТО МЫ СОЖЖЕМ ИХ ВСЕХ В СЛЕДУЮЩИЙ РАЗ!
— Если рыпнутся — будем жечь, — сказал я. — Надоели мне эти игры. Теперь мы знаем, с кем имеем дело.
— ТЫ ОБЕЩАЛ!!! — обрадовался дракон.
— К барьеру! — махнул рукой Савелий Волк-Ланевский.
От края арены я пошел к барьеру, согнув правую руку с оружием в локте и направив ствол пистолета вверх.
Барьер располагался шагах в десяти и представлял собой что-то типа буквы П из темного-темного дерева. Я в мельчайших деталях видел Кшиштофа, его красивое, но рыхлое, налитое кровью лицо и красные глаза. Капельки пота на его носу и лбу, слипшиеся длинные волосы… Он что — пил перед дуэлью? Или употребил еще что-то? Радзивилл двигался танцевальной походкой бывалого бойца, он целился в меня, держа пистолет на вытянутой руке, и тоже — ловил каждое мое движение. Кшиштоф имел право пальнуть в меня в любой момент, не дожидаясь выхода к барьеру.
Я — тоже.
Но никто из нас не стал стрелять до поры — слишком далекое расстояние. Добравшись до стрелкового рубежа первым, я стал боком, так, чтобы мой силуэт был как можно меньшим, и прикрыл пистолетом голову.
— Ну, стреляйте! — закричал кто-то нервный со зрительских мест. — Стреляйте же!
Пот с носа Кшиштофа капал на землю и на его желтые сапоги. Он всё целился в меня, подходя шаг за шагом к барьеру и держа пистолет на вытянутой руке, и, наконец, когда его пышный кунтуш узлом на поясе коснулся деревянной планки — нажал на спусковой крючок.
Выстрел из колесцового пистолета звучит так: щелк-бах! Это ведь не из «макарова» палить, там механизм должен провернуться… Я предполагал нечто подобное, некоторой теоретической подготовкой ведь озаботился заранее, а потому — был готов. Ровно в тот момент, когда раздался первый щелчок, и я увидел в глазах Радзивилла торжество (как же, я ведь даже не опустил пистолет, а он был уверен, что попадет в меня и убьет), и выстрелил — в небо, даже не потрудившись направить дуло в сторону противника.
В следующую секунду я почувствовал удар и рухнул на арену. И свет померк.
— Ты точно его подлечишь? — раздался мой голос. — Идиот же.
Я открыл глаза и увидел… себя! Не себя, который прям я, а Гошу Пепеляева. Он — безбородый, в оливковой форме Поискового батальона, со всклокоченной рыжей шевелюрой и в тяжелых ботинках с развязанными шнурками, он устроился в бордовом облупленном кресле, точь-в-точь в таком же, как Кшиштоф Радзивилл в буфете Дворянского собрания.