Как приручить дракона – 3

Чтан походил на адского сатану. Его шлем — натуральный ведроподобный топхельм, был увенчан рогами, а на рыцарском щите изображались три козлиные головы. Вместо плаща он носил также нечто козлиное: меховую накидку из козьих же шкур. Вороненые доспехи были испещрены следами пережитых схваток, но явно представляли собой кое-какую ценность, полуторный меч имел богато украшенный эфес — там хватало и золота, и самоцветов. Так что я решил действовать наверняка, и замер, изготовившись и напружинив ноги.

— За крули я ой… — Чтан особенно не парился — он кинулся на меня, весьма похабно размахнувшись мечом, мечтая, видимо, располовинить меня от головы до гениталий.

А я кинулся ему навстречу, сразу войдя в клинч, перехватил руку с мечом, поменял положение ног и-и-и-раз — швырнул козьего рыцаря через плечо! Грохотнуло так, что стены затряслись! Не теряя времени я уперся коленом мертвому рыцарю в грудь, ухватил за роги шлема — и оторвал голову к бесам. Ну а что? Это каждому известно — хочешь одолеть ожившего мертвеца — оторви или пробей ему голову.

— Еще желающие? — спросил я после того, как и дважды мертвый Чтан осыпался прахом.

А с чего бы ему не осыпаться? Время смерти — век эдак четырнадцатый-пятнадцатый, хотя шлем, конечно, и не очень подходящий для этого периодоа. Еще и «за круля» а не за «князя и гаспадара» воевал, стало быть — залетный польский рыцарь. Какого беса его тут похоронили?

Шустрые зверолюды и теперь не сплоховали: мигом спустились ко мне, забрали оружие и доспехи козлиного поляка, прорычали-промяукали нечто одобрительное и снова скрылись. Молодцы, чисто работают! Вскоре думать стало некогда: топот мертвых ног заполнил подземелье, каждая из галерей готовилась исторгнуть из себя ряды врагов…

— НУ ДАВАЙ! — в груди жгло, дракон внутри едва ли ногами не сучил от напряжения. — ДАВАЙ ПЕКАНЕМ ИХ К ЕДРЕНИ МАТЕРИ! ОХОТА — МОЧИ НЕТ! НУ ПОЖАЛУЙСТА!

Дракон сказал «пожалуйста»? Это было очень, очень удивительно, настолько удивительно, что я кивнул, оскалившись:

— А давай!

И когда дикое воинство мертвой шляхты, в жупанах, желтых сапогах и драгоценных слуцких поясах выбралось из коридоров и переходов, и окружило меня, пуча белесые очи, изрыгая богохульства и проклятья, и размахивая острыми саблями, я глубоко вдохнул и потом с большим удовольствием выдохнул:

— Ху-у-у-у-у-у-у…

Избавиться от этого жжения внутри, выпустить ярость и огонь наружу — это был кайф, сравнимый с выпитым залпом поллитровым бокалом холоднющего свежего кваса в жаркий августовский полдень. Ну и еще с парой ощущений, если вы понимаете, о чем я. И нет, я не про секс. Дурак я что ли, такие вещи с сексом сравнивать?

Река необузданного пламени разлилась вокруг меня, языки огня плясали дикие танцы, жар облизывал древние стены некрополя, мертвецы в горящих одеждах носились туда-сюда, дезориентированные и бесполезные… Сколько их было? Двадцать? Тридцать? Кем они были при жизни? Хорошими людьми и честными воинами? Негодяями и мерзавцами? Теперь это не имело никакого значения — все псевдоживые шляхтичи сгорели дотла, оставив после себя лишь горки праха, сабли с обугленными эфесами, нательные крестики, медальоны и перстни.

— Тоже хорошо, тоже пригодится… — Табачников быстро-быстро прибирал ювелирку, и лапки ему вовсе не мешали, а Комиссаров складывал в охапку сабли.

Вдруг раздалось осторожное кряхтенье:

— Кхе-кхе… Вашество… Как бишь вас… Георгий свет-Серафимович… — давешний благообразный мужчинка в саване выглядывал из обугленного входа в центральную галерею. — Вы больше жечь-палить не будете?

— Пока нет, — задумчиво проговорил я. — Но голову оторвать могу. Есть еще желающие?

— Не-не-не-не! — замотал головой мертвый дядечка. — Если и есть — точно не я. Мне ваши слова про кладбище и отпевание очень по душе пришлись, вы сразу меня в помянничек запишите, Юрий я, Михайлов сын… Я этот! Парламентер! Переговоры!

— Однако! — удивился я. — Какие-такие переговоры?

— Ну так его светлости князя Николая Радзивилла Черного, суверенного принца Священной Империи Людей, и, соответственно, пана рыцаря Георгия Пепеляева-Гориновича, дракона, — пояснил он мне.

Учитывая тот факт, что мертвый Радзивилл был личем — то есть его дух, похоже, и вправду не отправился на суд Творца, а прозябал тут, на титулование он право имел. Хотя термины «светлость», «Черный» и «некромант» сочетались довольно спорно. В конце концов, этот могучий дядька в свое время открыл первую типографию на территории Беларуси — пусть тогда эта территория так и не именовалась. И вообще — сделал массу всего полезного, в плане культуры и образования. Достойный был человек, хоть и некромант. И Радзивилл. И я мог его уважить, чего уж там?

— Предмет переговоров? — уточнил я.

— Передача его светлостью вам некоторых материальных ценностей в обмен на выполнение посмертного поручения, — проговорил мертвец.

— Подлости не делаю, маленьких детей не мучаю и другим не разрешаю, свою душу не продаю и чужими не торгую, — откликнулся я.