Она выключила звук (но телевизор выключать не стала), решив, что Хьюберту незачем смотреть вестерн, который шел сразу за детективом, и укоризненно сказала:
— Ты мог меня убить.
— Что-то может случиться только в том случае, если телевизор будет не в порядке, — уверенно возразил он. — А этот работает нормально, можете не сомневаться.
. — Пусть так, — согласилась тетушка. — А теперь посмотри сюда. — Она указала на латунную ручку над кроватью. — Я теперь заземлена.
Он недоуменно вздернул брови.
— Радиатор! — крикнула старуха. — Зачем тебе понадобилось крепить медный провод к радиатору?
Хьюберт осмотрел шнур по всей длине, от латунной ручки до радиатора, расположенного в углу комнаты как раз за телевизором, и пожал плечами, все еще ничего не понимая.
— Вы же сами велели прикрепить его к чему-нибудь прочному.
Она-то сама и сказала, что провод нужно прикрепить к радиатору, но в ее планы не входило, чтобы он это вспомнил.
— Разве ты не видишь? — завопила она. — Если в телевизоре произойдет короткое замыкание, как там написано, а мне вдруг вздумается дотронуться до него, скажем, повернуть к себе. Видишь? Я буду держаться за ручку и одновременно коснусь телевизора! Ты способен хоть что-нибудь понять? — Она наблюдала за мутным взглядом Хьюберта, направленным на нее, на медный провод, на телевизор, опять на нее. Именно в эти минуты свершалось давно предвкушаемое ею озарение. — Да, да, вот что я имею в виду, идиотская твоя башка! — Она ухватилась за ручку и потянулась к телевизору. — Видишь? — Она резко повернула телевизор. — Теперь ты видишь?
Лицо Хьюберта озарилось. Тетушке вдруг захотелось погасить это радостное возбуждение, так внезапно охватившее его. Она холодно произнесла:
— Ладно, по крайней мере я убедилась, что пока опасности нет.
Она прикрыла глаза, но продолжала наблюдать за ним из-под полуопущенных век. Сначала ей показалось, что он вот-вот закричит, а потом он уныло опустился на стул и уставился на телевизор. Она читала его мысли так ясно, как будто по его спине шла бегущая строка. Она видела: он думает о том, как близка желанная цель и как он не сумел выбрать по-настоящему опасный подарок для тетушки. А потом пошли старые добрые мысли: задушить ее подушкой (но миссис Карстерс постоянно торчит внизу…), принести ей стакан горячего молока с… Но он не носит ей молоко, да если и принесет, она к нему не притронется.
А может, все эти мысли существовали только в ее воображении, а сам он вообще ни о чем не думал? Хотя думать он способен, в этом тетушка не сомневалась. Ха! Скоро, очень скоро она стимулирует работу его мозга. Поглаживая латунную ручку, она пробормотала как бы самой себе:
— Если ты задумал убийство, то был почти у цели.
Она видела, как округлились его глаза, как по-детски выпятилась нижняя губа, и она почти слышала, как он повторяет про себя: «Боже мой, она знает. Она все знает».
Ее охватило нетерпение. Ей удалось его напугать — вот и отлично. Страх заставит его шевелиться. Теперь надо бы его еще подстегнуть.
Она сказала:
— Завтра надо будет убрать этот медный шнур и натянуть что-нибудь другое. Так слишком опасно.
Он опустил глаза и посмотрел на свои руки. Что же он думает? Вот что: «Другого такого шанса у меня не будет».
Ох, до чего же он несчастный! Ну разве хоть у одной женщины на свете есть такая милая игрушка? Сейчас внушим ему надежду.
Она стукнула кулаком по журналу, и Хьюберт подскочил на стуле.
— Этого нельзя допустить!
Хьюберт охнул.
— Фабрика забрала назад все ящики из той плохой партий. Все, какие удалось разыскать.
— Да нет, не то. — Тетушка опять стукнула по журналу. — Тут же все, и фотография, и чертеж. Здесь даже говорится, какой болт там был затянут чересчур туго! Это же инструкция! Любой тупица сможет превратить хороший аппарат в орудие убийства, прочитав эту заметку. Этого нельзя допустить! — Она швырнула журнал к ногам Хьюберта, и он опять подпрыгнул на стуле. — Вырежи отсюда эту дрянь!
От ее зорких глаз не укрылось, что руки Хьюберта дрожали, когда он поднимал журнал. Он разгладил страницу, и тетушке показалось, что он ласкает заметку. (О Хьюберт, ты бесподобен. Жаль, что ты сам этого не подозреваешь!) Хорошо, тетя.
Он скатал журнал в трубку, поднялся и засунул его в задний карман.
— Уложи-ка свою старую тетку.
— Хорошо.
Он рассеянно выполнил свои ежедневные обязанности: шторы, жалюзи, отопление, телевизор, одеяло, свет. Она обрадовалась, когда он погасил наконец свет: ей тяжело было постоянно прятать усмешку.
И что же у него теперь на уме? О, она знала, знала наверняка, потому что…
— Хьюберт!
Конечно же, она знала, потому что, когда он опять показался в дверях, журнал уже был у него в руке, хотя все еще свернутый. Ох, как его гложет нетерпение! Стоило потрудиться, чтобы увидеть такого Хьюберта — энергичного, решительного, готового идти до конца… и напряженно размышляющего о том, каким образом пробраться сюда и завернуть покрепче тот единственный смертоносный болт.
— Хьюберт!
— Да, тетя?