Как прожита жизнь. Воспоминания последнего секретаря Л. Н. Толстого

Наконец, многочисленные личные, творческие, профессиональные, интеллектуальные и идейные, а порой и просто случайные связи Булгакова с различными представителями культуры первой половины XX столетия в самых разных частях света обусловливают интерес к его личности и трудам, выводя его далеко за рамки по-своему неисчерпаемого, но все же достаточно узкого предмета толстоведения. Это еще один очень значительный критерий жизни и деятельности Булгакова, в силу которого знакомство с Толстым представляется лишь одной из сторон этой многогранной личности – пусть и важнейшей стороной. Следует признать, что в настоящем издании данное направление остается лишь слегка намеченным.

Возвращаясь к Толстому, следует еще раз подчеркнуть, что труды Булгакова представляют собой громадную ценность для исследователей и всех заинтересованных читателей в силу того, что в совокупности прекрасно отражают духовный путь автора, путь его творческого и философского развития и возмужания – от безоглядного увлечения ученика притягательной личностью и захватывающими идеями Толстого к серьезному и даже строгому мемуаристу и ученому, способному подвергнуть взгляды Толстого всестороннему и беспристрастному анализу, нисколько, впрочем, не утратив при этом своего уважения к великому человеку и не повредив своей теплой памяти о нем.

Работы Булгакова написаны прекрасным и в то же время очень простым, «легким» языком, что в полной мере относится и к публикуемым ныне частям «Как прожита жизнь». Булгаков предстает как талантливый писатель, и это оказывается большой удачей, учитывая, что его перу приходится иметь дело с описанием сложной личности самого Толстого, с насыщенной событиями и характерами, кипучей средой его родных и близких, последователей и идейных противников, почитателей и критиков. В Ясной Поляне и вокруг нее развертывалась в последний год жизни Толстого – да, впрочем, и еще долгое время после – подлинная драма. Если наличие возле Толстого в последние месяцы его жизни умелого секретаря можно считать закономерным (в выборе, вероятно, недостатка не было), то наличие у оказавшегося в этом положении конкретного человека – Булгакова – способности схватывать суть событий и явлений, а впоследствии более чем удовлетворительно воспроизвести пережитое на бумаге следует считать именно большой удачей, одним из подарков Истории живущим впоследствии поколениям.

Под умелым и легким пером Булгакова читателя захватывает анализ некоторых из работ Толстого, оживает поток бесконечных посетителей Ясной Поляны, среди которых мелькают и неизвестные крестьяне и мещане, и блистательные представители культурной элиты своего времени. Здесь можно ощутить биение пульса жизни семьи Толстого и его круга как в развитии их собственного внутреннего мира, так и в их взаимоотношениях.

Булгаков проявляет себя как искусный рассказчик. Его описания событий и природы не бывают статичными, банальными, но оказываются динамичны, свидетельствуют об умении внимательно наблюдать и тонко анализировать. Также свежи и убедительны его портретные зарисовки. Вот лишь два примера:

1) Портрет В. О. Ключевского

Говоря о профессоре В. О. Ключевском, лекции которого по истории ему довелось слушать, Булгаков создает портрет одного из лучших, по его мнению, преподавателей Московского университета того времени. Обращает на себя внимание, как он выделяет то, что, на его взгляд, в первую очередь является важнейшими отличительными чертами профессионализма Ключевского.

«На университетской кафедре В. О. Ключевский был редким и, можно сказать, единственным в своем роде сочетанием трех высоких качеств, а именно – глубокой, основательной учености, выдающегося писательского таланта и, может быть, еще более выдающегося мастерства художественного чтения, и даже не чтения (в чтении всегда, хоть в ничтожной доле, есть что-то механическое), а живого произнесения».

Однако не менее важна и личность Ключевского, и его умение подчинить аудиторию обаянию своего таланта.

«В самом деле, как ни замечателен и как великолепно ни написан курс Ключевского, впечатление, получаемое от него читателем, не могло ни в коем случае равняться с действием чтения или произнесения отрывков (отдельных лекций) из этого курса самим автором перед студенческой аудиторией. Это было высшее, беспримерное обаяние и очарование, когда блестящий артист-лектор буквально царил в сознании слушателей, сливался с ними в одно многоголовое, но единой мыслью проникнутое и единым чувством живущее существо. Да, Ключевский был артист, артист на кафедре. Он, в сущности, проигрывал перед вами роли всех тех исторических лиц, которых он касался, даже если при этом не прибегал к чтению монологов, а только описывал. Талантливо написанный текст своего изложения Ключевский оживлял в десять раз мастерским своим чтением, сообщая ему несказанную экспрессию».