Читаем Как птички-свиристели полностью

Она осторожно высвободила руку, на которой уснул Финн, подложила ему под голову мишку, выбралась из-под одеяла и тихонько вытащила у мальчика изо рта его собственный большой палец. Ребенок почмокал влажными губками, словно целовал воздух, и стал похожим на открывающую и закрывающую рот золотую рыбку. А потом, перевернувшись на другой бок, отправился в далекое путешествие. Финн засыпал приблизительно так, как взрослые уезжают в Бангкок или, скажем, Ла-Пас. Мальчик улетал в неведомые края, и билет туда был лишь у него одного. И валютой неизвестной страны владел только он. Ребенок оставлял Бет, а она испытывала легкое уныние, будто проводила на самолет счастливчика-приятеля, а теперь ей надо возвращаться в офис в час пик. О своих странствиях Финн рассказывал не более живо и подробно, чем туристы в открытках, предназначенных родным. «Мне приснились собачки», — сообщал он утром, за чашкой сладких хлопьев, но приключения тех собачек оставались тайной.

Налетел страшный порыв ветра, смешанного с дождем, оконная рама оглушительно затрещала. Бет на цыпочках отнесла разбросанные вещи Финна в корзину для белья, глянула на хомячков, Оливера и Нэнси, и на домашних палочников, включила ночник — улыбающуюся голубую луну, затем спустилась вниз, где на экране ноутбука ее поджидал неотредактированный и страшно запутанный материал для статьи.

Дом дрожал от ураганного ветра. Бет, сидевшей внизу на кухне и рассеянно тыкавшей по клавишам, казалось, что по чердаку шастают грабители. Она отыскала справочник «Желтые страницы» и заглянула в раздел «Кровельщики», не рассчитывая, впрочем, на удачу. Да они и трубку поленятся снять. Плохо, когда дом у тебя разваливается, а живешь ты в городе, который непрерывно растет, поэтому в нем все строители-подрядчики так или иначе приделе. Найти здесь человека, готового с огромным риском вложить деньги в новое предприятие, ничего не стоит, а вот надежды обнаружить хорошего водопроводчика или плотника также мало, как встретить стоящего дагерротиписта, пастуха или торговца слоновой костью.

Бет уже оставила сообщения на пяти автоответчиках и набирала шестой номер, когда к ней спустился Финн в клетчатой пижаме в обнимку с мишкой.

— Я проснулся. Там воет. И страшно.

— Ой, малыш, это же всего-навсего ветер.

Бет обняла ребенка, и он принялся сосать палец, устроившись у нее на коленях. Сквозь копну его густых волос она видела строчку на экране:

«…белые воротнички непринужденно общаются с милыми хохотушками и стильными эмансипе в кофейне на углу Двенадцатой и Сезар…»

— Полежи со мной, — попросил Финн и, помолчав немного, протянул вопросительно: — А?

Не успела она подняться вместе с сыном до середины лестницы, ведущей на второй этаж, как раздался звонок. На одно безумное мгновение Бет даже поверила — кровельщик! — и бегом бросилась к телефону, но затем услышала записанный на пленку мужской голос, с устрашающей бодростью возвестивший:

— На вашем ветровом стекле грязь и дождевые капли? «Магнолия-Автостекло»! Звоните по телефону…

— Да пош-ш-шел ты, — пробормотала Бет и бросила трубку.

Финн смотрел на нее со ступенек. Глаза у него сделались огромные, словно у лемура.

— Это папа звонил?

— Ну разумеется, — громко сказал Дэвид Скотт-Райс, улыбаясь по-новому, во весь рот, — эти американцы просто не умеют жить.

Одинокий посетитель-японец, съежившийся в кабинке напротив двух англичан, быстро глянул на них, но, встретившись глазами с Томасом Дженвеем, уткнулся в свою порцию лосося с видом глубочайшей заинтересованности.

— Смешно, я всегда считал, что в искусстве жить американцы достигают выдающихся результатов — как в синхронном плавании.

— Я имел в виду писателей, — обиженно возразил Скотт-Райс.

Они сидели за поздним ужином — поздним, во всяком случае, по меркам Сиэтла, в ресторане «Пестрый стол» отеля «Алексис», где Скотт-Райс мог позволить себе заказывать в долг, а своему нью-йоркскому издателю — все оплачивать.

— Они же настоящие изгнанники в собственной стране, половина уж точно. Сэлинджер, Пинчон [5], Рот… [6]Да с кем Роту поговорить там у себя, в Коннектикуте? Живет отшельником. Или этот, как его, Гасс. Нет, не Гасс, другой. Гэддис [7]. Лачуга эта в каких-то закоулках на Лонг-Айленде…

Сиэтл был десятым и последним из городов, которые посетил во время своего писательского турне Скотт-Райс. Он напускал на себя браваду с налетом легкого безумия — вот результат чересчур длительного пребывания в воздухе и созерцания Америки с высоты 39 000 футов. Пока английские писатели добирались до Сиэтла, у них в головах уже успевал сложиться вполне законченный образ Соединенных Штатов, и эти изнуренные путешественники со сбившимися биоритмами подолгу объясняли Тому, как все обстоит на самом деле в стране, ставшей ему вторым домом.

— Боюсь, Гэддису сейчас немного не до того. Он умер год назад. Однако при жизни слыл весьма компанейским малым.

— Умер? Я даже не знал. Разумеется, тебе все это видится в другом свете, сам-то ты всегда был изгнанником. Сейчас оторванность от мира признается такой стильной. Люди прямо рвутся стать изгнанниками.

Перейти на страницу:

Похожие книги