Как Путин стал президентом США. Новые русские сказки

Цивилизованнейший из правителей, получив знамение, поразился. Земля всё ещё родила, как ни боролись с нею, и родила не только хлеб, почти уже изведённый, но и смородину, и яблоки, и сливы, и виноград. А земледелец был по-прежнему жив, гнал себе из этих плодов земных самогон, благодушествовал и не собирался исчезать как класс. Вознегодовал цивилизованнейший, и в одночасье исчезли с лица земли и виноградники, и яблоневые сады, и вишневые, и сливовые, и черноплодные кусты, и даже ни в чем не повинные крыжовенные посадки. И стало лицо земли старым, некрасивым и морщинистым. Земледелец же махнул рукою и стал гнать самогон из подручного, ни на что уже не пригодного сельхозинвентаря: лопатовку, мотыговку и граблевку. Земля повздыхала, но продолжала родить. Тогда над нею бабахнул взрыв, отчего родить она стала двухголовые грибы и ядовитую землянику размером с тыкву. Впрочем, родить не переставала, и даже вдвое противу прежнего.

Предпоследний правитель, непредсказуемейший, почти довёл дело до конца, полностью воплотив в жизнь давно придуманную схему: сами не работаем, еду покупаем, деньги берём в долг, долгов не отдаём. Земледельцы, наконец, перевелись: иные умерли от старости, иные от пьянства, иные переквалифицировались в коммерсанты. Земля, брошенная без попечения, покрытая мазутом, ржавым железом и радиоактивными отходами, шлаком, пылью, битым стеклом и смятым пластиком, бытовым мусором и просто матом, отчего-то по-прежнему продолжала родить. На борьбу с катастрофически высокими урожаями были брошены все силы. То есть все, кто имели хоть какие-то силы убрать этот урожай, были брошены без техники, денег и горючего. Газеты из года в год с надеждой предполагали, что зимой будет голод, но большого голода так и не было.

Тогда создали Аграрную партию в надежде таким образом отвлечь немногочисленных уцелевших аграриев от земли. Аграрии дрались между собою и с другими за влияние в парламенте, кресла, столы и таблички на дверях, затем собрались восстанавливать каких-то железных истуканов, не столь давно поверженных, всеми силами оттаскивая земледельцев от земли. Она, вздохнув с облегчением, произвела на свет очередной урожай. Прожжёнейшие предлагали всю землю продать, чтобы было на что покупать еду. Радикальнейшие — отдать её всю под рекламную площадь. Угрюмейшие ни того, ни другого не позволяли, а предлагали снова все отнять и поделить. Отнято и поделено же было столь многократно и безрезультатно, что всем эта процедура порядком надоела. Тем паче, что ничего от этого не менялось и земля всё так же родила.

Глядишь, ещё два-три года, и она поняла бы, чего от неё хотят, и усохла бы, но тут непредсказуемейший подал в отставку. Он лучше всех понял, что сделать ничего нельзя, и многолетнее ничегонеделание страшно утомило его.

За ним пришёл долгожданнейший, облечённый народным доверием и сгибающийся под тяжестью возложенных на него надежд. «Ничего сделать нельзя», — прочел он огненные буквы на своей стене и задумался. «Не может быть, чтоб нельзя, — сказал он сам себе. — Это всё оттого, что был хаос. Должен быть порядок». С тех пор долгожданнейший стал сам ездить по полям и половину повытоптал. Подстригал пшеницу и подравнивал рожь, калибровал картофель, проводил совещания и давал указания. Стоило же ему только воротиться домой, как всё зарастало. На другой день, едва выехав за черту столицы, он снова видел тот же хаос: порядок был порушен, картошка была неодинаковая, земледелец валялся хмельной и пел похабные песни, земля же исходила изобилием.

«Надо что-то с этим делать, — сказал долгожданнейший себе под нос, — Премьера бы ко мне. Порядок будем наводить». Не успел он это произнести, а соответствующие службы вызвать премьера, как прямо из пола у ног долгожданнейшего выросла огромная спелая фига. Вождь сорвал фигу и задумчиво вкусил. В нём совершалась внутренняя работа.

— Приятного аппетита, — пожелал премьер, сохраняя на лице выражение деловитой независимости. — Станем упорядочивать?

— Накося, выкуси, — дружелюбно предложил долгожданнейший, протягивая ему спелую фигу. В это время потолок кабинета разверзся, и в трещины свесилась гирлянда винограда «дамские пальчики».

Премьер откусил от фиги, потом доел её до конца, и лицо его озарилось. Оставив папки с важными бумагами, он стремительно направился к шкафам вишнёвого дерева, быстро покрывавшимся листвой, кружевными цветами и рубиновыми ягодами. В коридоре охрана кидалась спелыми манго.

Спустя неделю всякий подъезжающий к столице был бы потрясен, но к ней попросту никто не подъезжал. Народ лежал в огородах под раскидистыми малосольными огурцами, распевая песни. В рот лежащим валились помидоры, зеленый лук и молоденький чесночок. В полях стеной стояли пшеница, рожь и ячмень. В густых овсах сидел депутат парламента, известный непримиримостью, бровями и рабочим происхождением, хватал медвежьими лапами овёс и высасывал сладкое овсяное молочко. Вице-спикер Думы с визгом обтрясала мощную сливу, увешанную плодами и остальными вице-спикерами. Над гречихой весело жужжала Аграрная партия.