Как работает экономика

Я доказал (1) что налоги – это штраф, налагаемый на работу и инвестирование в новые компании. Кроме того, сами по себе государственные расходы – это налог на нас. Изъятие ресурсов из частного сектора лишает предпринимателей капитала, а работников – зарплат. (2) Государственное регулирование не может приносить пользы, потому что контроль осуществляют наименее талантливые и понимающие в данной области люди. Они пытаются предвидеть то, что трудно спрогнозировать даже лучшим умам. (3) Торговля – это причина, по которой люди каждый день ходят на работу, чтобы получить то, чем они не обладают. Налог на импорт – это налог на саму цель труда, он мешает производительности, которую поощряет свободная торговля. И наконец (4) деньги позволяют производителям измерять ценность того, чем они торгуют и во что инвестируют (в следующей главе мы поговорим об инвестициях). Когда единица измерения нестабильна, экономика теряет способность подавать точные ценовые сигналы, которые формируют экономическую активность.

Гилдер и Свенсон хотят, чтобы налоги, регулирование, торговля и деньги были параметрами низкой «энтропии», максимально ненавязчивыми и незаметными. Этого же хочу и я. Если существенно ограничить вмешательство государства в экономику, предприниматели смогут эффективно воплощать в жизнь концепции с высокой «энтропией», которые повысят уровень нашей жизни. Самые ужасные экономические решения правительства – результат денежной политики, основанной на принципиально ошибочном понимании инфляции и дефляции.

На конференции, организованной в 2009 г. Applied Finance Group, Свенсон показал участникам старую, 1989 г., рекламу десктопа Tandy 5000, «самого мощного компьютера всех времен!». Он стоил $8499, и это без монитора и мышки. Этот компьютер, когда-то поразивший всех, теперь, конечно, не выдержал бы никакой конкуренции. Сегодня самый простой компьютер Dell работает бесконечно быстрее, предлагает намного больше возможностей, а мышь и монитор включены в его цену $449,99. В 2000 г. телевизор с плоским пятидесятидюймовым экраном с высоким разрешением стоил $20 000{264}. Сегодня такой можно купить за $549,99{265}.

Рыночная экономика изобилует подобными историями. Первый мобильный телефон Motorola DynaTAC 8000X, о котором мы говорили в седьмой главе, продавался в 1983 г. за $3995{266}. Мы с улыбкой и любопытством смотрим на технологические реликвии 1980-х гг., зная, что пройдет совсем немного времени, и мы будем с иронией отзываться о шестом iPhone, который покажется нам примитивным и слишком дорогим.

В 1970-е гг. видеомагнитофон Sony Betamax был роскошным аппаратом, за который пришлось бы заплатить $1000. Однако кассеты VHS вытеснили бетамаксовский формат, они больше понравились покупателям. Современные потребители только посмеются над самим процессом вставки видеокассеты в громоздкий видеомагнитофон для того, чтобы посмотреть фильм. Теперь у нас есть DVD-плееры и потоковое видео. Плеер HDMI DVD от Sony стоит меньше $50 на Walmart.com, включая доставку.

Все эти примеры говорят нам, что роскошные игрушки, которые сегодня доступны только богачам, – это всего лишь предварительный показ того, чем не сегодня, так завтра сможет пользоваться каждый из нас. Причем это случилось бы раньше, если бы правительство позволило экономике иметь низкую «энтропию». Эти истории также демонстрируют нам, что богачи, которые обеспечивают капитал для воплощения в жизнь идей предпринимателей, – это своего рода подопытные кролики для потребителей. Приобретая новинки современной техники по высоким ценам, они превращаются в «венчурных капиталистов», побуждая предпринимателей задуматься о том, как продавать больше этих товаров по более низким ценам. Но что все эти примеры неуклонно снижающихся цен говорят нам об инфляции и дефляции? Почти ничего.

Чему нас действительно учат эти истории, так это тому, что снижающиеся цены отнюдь не приводят к дефляции и кризису, а, напротив, порождают новые потребности. Как писал Милль, «жизнь весьма благосклонна к появлению новых желаний, предоставляя возможности для их осуществления»{267}. Когда телевизоры с высоким разрешением экрана дешевеют до нескольких сотен долларов, это означает, что потребители уже хотят чего-то новенького. На рынке уже появились телевизоры сверхвысокой четкости по розничной цене примерно $25 000, но можно с уверенностью утверждать, что через несколько лет цена на них резко упадет.

Само по себе снижение цен не ведет к дефляции, потому что сбережения не могут повредить спросу. Когда цены на телевизоры падают, это высвобождает деньги для чего-то нового, для желаний, которые раньше были недостижимы, – и цены на такие новые товары вырастают непомерно. А если сэкономленные на телевизорах деньги не будут потрачены на другие потребительские товары, они будут доступны посредством сбережений кому-то еще – например, потребителю, нуждающемуся в краткосрочном кредите, или предпринимателю, который придумал способ, как производить и продавать телевизоры сверхвысокой четкости за $500.