Я задумался: насколько часто встречалась такая закономерность — поддержка, раздражитель и вера — в методах лечения? Чтобы выяснить это, моя команда провела серию исследований практик в разных странах. Нашей задачей было проанализировать, что именно делала практика и какие результаты достигались. Мы посетили и провели глубокий анализ более тридцати центров по всему миру и увидели одну и ту же закономерность. При правильных условиях результаты, которые отмечались у Нормы, Билла, сержанта Мартина, Аади, Сяо и многих других, были реальны. Эти клиники часто добивались замечательных эффектов. И как и во многих случаях, у них не было научных доказательств. Мы убедились, что исцеление было возможно даже при хронических заболеваниях. Но когда мы пытались выделить один компонент лечения и оценить его вклад в общий результат — как того требовала «правильная» наука — эффект заметно уменьшался, пропадал или составлял лишь 20-30 % от общего улучшения состояния. Именно процесс и ритуалы составляли остальной объем. Была ли эта ситуация такой же при научном взгляде на ход исцеления с помощью трав, диет или таблеток?
Чем дальше я углублялся в науку, тем слабее, казалось, становились мои медицинские знания. Я был свидетелем, как мои пациенты барахтались на месте, при том, что я использовал лучшие достижения науки, а потом они резко шли на поправку после использования каких-то ненаучных методов, несмотря на мой скептицизм. При виде того, как Аади и Сяо, чьи болезни считаются неизлечимыми, успешно борются с ними благодаря древним практикам, никак не связанным с современной медициной, мой мир трещал по швам.
Не было никаких доказательств того, что молитвы, астрология, массаж, слабительные или травы лечат болезнь Паркинсона. Также нет научного обоснования верить, что иглы или тай-чи могут вылечить АК или что витамины помогают при артрите, что хирургическое вмешательство уберет боль в спине, а кислород поможет при черепно-мозговой травме. Насколько распространен этот феномен? Как часто наука что-то упускает? И почему? Является ли причиной этому недостаток исследований различных методов или, доказывая эффективность очередной терапии, мы упускаем ее суть? Казалось, что секрет 80 % исцелений был прямо у меня под носом. Но как мы можем проверить, если нам это даже не увидеть? В этот момент я вспомнил Сару.
В некоторых случаях исцеление возможно даже при хронических заболеваниях.
Сара и ее ребенок оказались в Германии, хотя ее муж, автомеханик инженерного батальона армии, был командирован туда на один год без семьи. Но она все равно поехала с ним. Эта пара была родом из Канзаса, они недавно поженились, и у них только что родился ребенок. Саре был двадцать один год и она, естественно, не хотела быть вдали от мужа. Поэтому она поехала за ним в город Дексхейм. Я был врачом в местном маленьком американском поселении, ответственным за военное подразделение, когда в первый раз увидел ее. Молодая женщина была в подавленном состоянии, что было неудивительно, учитывая обстановку, в которой она жила: за пределами военной части, в старой квартире, с новорожденным ребенком на руках. Сара не окончила среднюю школу, не говорила по-немецки и была очень далеко от дома. Когда ее муж возвращался после нескольких дней службы, его встречали беспорядок и жена, плачущая в кровати вместе с ребенком. Они пришли ко мне за помощью.
Я поставил Саре диагноз «послеродовая депрессия», начал вести с ней консультации, прописал антидепрессанты, селективные ингибиторы обратного захвата серотонина. Спустя месяц она вернулась и сказала, что прекратила лечение. Лекарство отбило у нее всякий интерес к сексу и вообще близости, что до рождения ребенка было одной из важнейших составляющих их с мужем жизни. Она была уверена, что дело в препарате, ведь либидо пропало именно после того, как она начала его принимать.
«Доктор, — сказала она. — Конечно, мое настроение немного улучшилось, но это только губит наш брак. Мой муж понимающий, но все же, у вас есть что-то другое?»
Я сомневался, что в снижении либидо было виновато лекарство. Скорее всего, это был еще один симптом ее послеродовой депрессии. Но противоречить ей было бессмысленно. Я попросил прийти вместе с мужем на следующей неделе, чтобы мы все подробно обсудили и я мог бы дать лучшие рекомендации.
В другой день на той же неделе я был на собрании и поговорил с одним коллегой по поводу этой проблемы. Маленькая больница, во главе которой я стоял, находилась на отшибе Германии, и немецкие доктора брали экстренные вызовы, когда где-то происходила авария или инцидент на службе, а случалось такое примерно раз в месяц. Я говорил по-немецки, поскольку жил в Германии будучи ребенком, знал много местных докторов и спросил у одного из близких коллег мнение по поводу Сары. «Ах, да, — сказал он. — Я видел много таких женщин — они далеко от дома и тоскуют. Молодые и без социальной поддержки, на них все обязанности по уходу за ребенком и своим супругом».