Статистики называют это «необходимым количеством вылеченных» (NNT). Также происходит и при других заболеваниях. Такой эффект проявляется не только в «мягких» симптомах, таких как боль или депрессия, но даже в случаях смертности. Некоторые исследования показали, что пациенты с сердечными заболеваниями, которые принимают все прописанные им лекарства, имеют более низкую смертность, чем те, кто не делает этого, даже когда «препарат» — плацебо. Как и в случае с Нормой, лекарства эффективнее, если их пьют чаще. Норма не только принимала по четыре таблетки в день во время исследования, но также была одним из моих самых нетерпеливых и послушных пациентов. По крайней мере, можно успокаивать себя тем, что, взаимодействуя со мной, она поборола свою боль и встала на путь исцеления. Что на самом деле произошло, так это то, что она активировала свое исцеление в каждом измерении своего организма. Она начала больше двигаться (тело), принимать больше таблеток, которые по нашему мнению были эффективны (поведение), общалась с другими на волонтерской работе (социальное) и восстановила свою цель в жизни — помогать другим (дух). Ее исцеление было не от вещества, которое она принимала; оно шло из ее внутренних ресурсов, которые она раскрыла в себе.
Сержант Мартин встал на путь исцеления иначе, но применил тот же процесс определения смысла, поддержки всего организма и использования импульса для лечения.
ПУТЬ НОРМЫ К ИСЦЕЛЕНИЮ
Сержант Мартин ненавидел меня. Но так было не всегда. Больше года мы работали вместе, пытаясь найти лучшее лечение для его черепно-мозговой травмы и ПТСР, выбирая между различными лекарственными препаратами, психологами и социальными работниками. Мы даже пробовали медитацию и «экспозиционную терапию» — признанный стандарт лечения ПТСР, в котором пациент постепенно переживает те вещи, которые вызывают у него страх и кошмары, пока он не научится не реагировать на это. Он прекратил после двух сеансов. «Это было ужасно, — признался он мне. — Почему я должен снова переживать это воспоминание?» Мне было жаль, что он не хотел продолжать, ведь с научной точки зрения метод должен был сработать. Вот тогда я направил его на музыкальную терапию, где он узнал о Девятой симфонии Бетховена, неоднократно прослушал ее и осознал нечто, что изменило его. Возможно, он отождествлял себя с тем, как Бетховен боролся в процессе написания и исполнения своей музыки.
Вскоре после этого он и его отец настояли на том, чтобы я отправил его на гипербарическую кислородную терапия. Теперь была моя очередь поставить точки над и. Наука ясно давала понять — лечение гипербарической оксигенацией не работает. Я не собирался рекомендовать «фальшивую» терапию. И сержант Мартин, и его отец покинули мой офис обозленными. Я думаю, что их последние слова были мне укором, и я уверен, что моя сила убеждения и поддержки не сработала в случае с ними. Это не лучшей мойе опыт в роли целителя.
Почти год спустя, когда я столкнулся с сержантом Мартином в коридоре больницы, он выглядел заметно лучше, он перестал принимать лекарства, но не решался поговорить со мной. Мне было действительно любопытно, как он пошел на поправку, и это убедило меня задать ему несколько вопросов с ним. Я подумал: что если сержант Мартин тоже создал себе основу для исцеления — осмысление, поддержку и стимул, -используя неэффективную с научной точки зрения терапию и вопреки моим рекомендациям?
«По правде говоря, Док, — наконец признался он, — когда в тот день я покинул свой офис с отцом, я был на грани и почти сдался. Я имею в виду, что был готов отказаться от всего, включая мою жизнь… Хотел покончить жизнь самоубийством, но мой папа убедил меня пойти в гипербарическую клинику и сказал, что он заплатит за это. Мне было плохо от того, как он ругался на вас, но что я мог сделать? Вы пытались помочь мне больше года».
Я знал, что он прав. Мы перепробовали все, что я знал, чтобы помочь ему.
«Когда я добрался до гипербарической клиники, — продолжил сержант Мартин, — я чувствовал, как будто вернулся домой. Там были ребята, как я, которые утверждали, что им становилось лучше от кислородного лечения, и их жизни возвращались в привычное русло. Это был первый раз, когда я ощутил надежду, почувствовал, что смогу исцелиться, вернуть хоть какое-то подобие жизни».