Но есть множество музыкантов-новаторов, изъясняющихся несколько попсовым языком (хотя это определение в последнее время немного размылось), которые имели столько же проблем с выживанием, как симфонические оркестры и балетные труппы. В течение многих лет поп-музыка считалась омерзительно коммерческой – дескать, все решения здесь направлены лишь на то, чтобы соответствовать наименьшему общему знаменателю и срубить побольше денег. Теперь, однако, многие согласятся, что в этом жанре с крайне размытыми границами за всей проделанной работой и инновациями стояла не только жажда наживы. Да, продолжает штамповаться большое количество бездушных поделок, но я бы сказал, что в поп-музыке на сегодняшний день куда больше инноваций, чем в любом другом жанре. Само по себе использование электрогитар, ноутбуков или семплов еще не означает, что намерения композитора или исполнителя менее серьезны, чем все то, что традиционно считается высоким искусством. Многое из этого делается ради удовольствия, без надежды на коммерческий успех. (Да и хиты нередко бывают инновационными.) Почему бы не финансировать площадки, где эти молодые, начинающие и полупрофессиональные музыканты смогут создавать и исполнять свою собственную музыку? Почему бы не инвестировать в будущее музыки вместо того, чтобы строить крепости для сохранения ее прошлого?
Поп-музыка как капиталистический инструмент
Сжальтесь над популярной музыкой. Критики левых взглядов, такие как покойный Теодор Адорно, считали, что популярная музыка действует как наркотик, усмиряя и притупляя массы, чтобы ими можно было легко манипулировать. Адорно считал, что у публики в основном плохой вкус, но он великодушно утверждал, что это не ее вина: это все хитрые капиталисты и их маркетологи, которые сговорились не давать плебеям поумнеть и подсаживают их на поп-музыку. Он считал, что люди любят поп-музыку, потому что она цинично отражает их жалкий мир массового производства. Механизированные ритмы популярной музыки вторили процессу промышленного производства. Метал или техно рисуют в воображении образ сборочного конвейера или гигантской сваебойной машины, полностью предаваясь этой звуковой машине, можно даже испытать чувство возвышенного. Это приятно. Но Адорно считает, что, наслаждаясь индустриально звучащей музыкой, мы становимся винтиками в капиталистической машине. По его мнению, капиталистические общества производили как рабочих, так и музыку с помощью своего рода конвейера. Эта критика по-прежнему направлена на значительную часть современной поп-музыки – ее обвиняют в однообразности или шаблонности. Но неужели Адорно действительно думал, что музыка, создаваемая гигантами классической музыки, не придерживается никаких проверенных формул? Я слышу формулы почти в каждом жанре, очень редко что-либо действительно выбивается из правил и кажется уникальным. Помимо всего прочего, можно быть поклонником метала и при этом не признавать ужасную работу на заводе. Любой подросток скажет вам, что музыка для него – это и побег, и механизм выживания и что иногда музыка дает надежду и вдохновение. Она существует не только для успокоения и умиротворения.
Идеалом Адорно был Бетховен, и, по его мнению, последующие тенденции в немецкой музыке были безнравственны. «Именно недостаток опыта соприкосновения с настоящим искусством, – пишет он, – послужил одной из причин того цинизма, который окончательно превратил немцев, народ Бетховена, в народ Гитлера»[107]
. Ну вот, опять мы связываем музыку с моральными и этическими ценностями. Адорно утверждал, что музыка, написанная безнравственными популярными композиторами, не пытается предложить что-то большее, чем она сама; это утилитарный продукт, развлечение, напев. Чтоб настоящую музыку можно было напевать себе под нос – боже упаси!Адорно утверждал, что, напоминая дегуманизированным массам об их человечности, классическая музыка – именно классическая и никакая другая! – угрожает капиталистической системе и именно поэтому эта музыка подвергается дискриминации. Но постойте-ка, разве Гитлер не любил классическую музыку? И разве классическая музыка не поддерживается теми же самыми капиталистами, о чем свидетельствуют симфонические залы и оперные театры, красующиеся в центре многих городов мира? Если, по мнению Адорно, это дискриминация по отношению к классической – что ж, от такой дискриминации по отношению к моей музыке я бы и сам не отказался.