Как распинали мистера Кэйтерера

— Вы поймите, он же меня прижал, — защищался мистер Кэйтерер. — Может, он ничего и не знает толком, так, догадывается. Может, он и доказать-то ничего бы не сумел. Да толку что? Один намек, и дело лопнет. Если все выплывет наружу, госдепартамент мне ничем не поможет, нет! А есть еще тучуны-соперники, да японцы, да русские, да британцы, да и сторонники моего знакомца! Они все на него рухнут, как тонна кирпичей, если запахнет жареным.

Если он победит, нас уже не будет волновать вой, который поднимут прочие стороны. Сливки снимем мы, а эти шавки пусть утявкаются до смерти. Но сейчас малейшее подозрение нас погубит. Что мне еще оставалось делать? Глупо платить за молчание, но я-то в каком положении: мне светят миллионы, а три строки в газете могут нас прикончить. Что мне еще оставалось, как не послать Трогмортону его деньги в надежде, что он на радостях упьется и нарвется?

— Вы хоть попытались изловить эту пташку? — спросил папа, причем и лицо, и голос его ясно демонстрировали, сколь низко он оценивал оправдания мистера Кэйтерера.

— Старался, а как же, да все без толку. Я дал знать в Китай, чтобы там проследили за японским концом линии, начал охоту на Рэндалла по всему Лос-Анджелесу, но результатов никаких. Мы же не могли обратиться за помощью в Почтовый департамент! И тут я получил второе письмо.

Он вытащил еще одно письмо, в котором Трогмортон благодарил за чек, отказывал во встрече, предлагал агентам мистера Кэйтерера в целях сохранения секретности прекратить совать свои носы в его (Трогмортона) дела, заявлял, что некоторые непредвиденные обстоятельства требуют дополнительных вложений в размере двадцати пяти тысяч долларов, и предлагал мистеру Кэйтереру отослать чек на указанную сумму мистеру Б. Дж. Рэндаллу в Портленд, штат Орегон.

— И вы?.. — осведомился папа.

— Послал.

— Ну-ну. А что думают о подобной щедрости ваши партнеры — другие члены синдиката?

— Они... — со странной неохотой произнес бизнесмен, уставившись на дальнее, кресло, — они пока ничего не знают об этих письмах. Вы в них ничего не заметили... странного?

— Бумага американская, но это ничего не доказывает.

— Почерк. — Мистер Кэйтерер оторвал взгляд от кресла и глянул на нас с папой, как оратор, готовый поразить аудиторию. — Почерк — мой.

Я промолчал, а папа произнес:

— Ну-ну.

— Именно. Не совсем мой, вы понимаете, а как если бы я попытался его изменить и не слишком в этом преуспел.

— И поэтому вы не стали никому показывать письмо?

— Ну, это одна из причин. Они могли бы решить, что я их надуваю. В любом случае меня бы попросили платить и помалкивать. Кое-кто из членов синдиката может струхнуть и выйти из дела.

— Мистер Кэйтерер, — я внес свой первый вклад в дискуссию, — вы этих писем, разумеется, не писали?

— Что?! — Лицо его внезапно сделалось краснее папиного, а в распахнутом рту можно было пересчитать пломбы. — За кого вы меня принимаете? — возмутился он.

— Робин, веди себя прилично! — резко приказал папа.

— Этот вопрос нуждается в прояснении, — умиротвориться я решительно отказывался, — и мне все же хотелось бы получить ответ.

Бизнесмен смахнул со стола выпавшую из раскрывшегося от удивления рта сигару и впервые посмотрел на меня с явным неудовольствием.

— Вы правы, — снизошел он до ответа. — Я их, разумеется, не писал.

— Благодарю вас, мистер Кэйтерер, — и я снова смолк.

— И что дальше? — осведомился папа, одарив меня яростной гримасой.

— Вчера пришло еще одно письмо — вот это.

Письмо оказалось написано тем же почерком, так же подписано «Фицморис Трогмортон» и отправлено из Кобе; содержался в нем приказ отправить чек на сто тысяч долларов уже знакомому нам Рэндаллу на Центральный почтамт Спокэйна, штат Вашингтон.

— И вы опять заплатили?

— Нет! — Мистер Кэйтерер распрямился, точно кол проглотил, захлопнул рот так, что от напряжения у него выпятилась челюсть, и несколько театрально хлопнул по столу мясистой дланью. — Довольно я ему платил. Теперь я плачу вам. Найдите их. И передайте, что полученное я им оставлю, но на этом — все. Если хотят испортить мне игру — милости просим! Тюрьма для них всегда открыта!

Папа не относится к числу тех, кого легко поразить красноречием, страстью или темпераментной жестикуляцией.

— Предположим, что они рассмеются мне в лицо, когда я им это передам? Должен ли я признаться, что просто блефую, или вы их действительно собираетесь засадить в каталажку?

Мистер Кэйтерер наморщил бледный лоб и потер массивный подбородок той самой рукой, которой минуту назад так решительно стучал по столу.

— Ну, я не хочу разбрасывать деньги, как конфетти. Если вы не сможете их запугать, полагаю, что-то заплатить придется. Обидно, когда тебя за сосунка держат, но в это дело столько денег вложено, что тут не до гордости. Найдите их и сделайте все, что сможете. Вы знаете, как управляться с подобными типами. Тин. Но имейте в виду: никакой огласки! И не вздумайте ФБР приплетать!

— Угу. А остальные члены вашего синдиката — кто они?

— Это необходимо?

— Да. Я не могу работать вслепую.