Сползая с узкого дивана на пол перед камином, они раздевались и раздевали друг друга с лихорадочной быстротой, робко зародившаяся в ее голове мысль: «Что ты делаешь… Опомнись…», не успев оформиться, тут же растворилась в шквале страсти, от которой она начала задыхаться, как если бы находилась на глубине и была лишена кислорода, подхваченная беспощадной волной, с головой накрывшей ее. В слепом желании обладать друг другом после стольких лет разлуки они перешагнули стадию любовных прелюдий, всех этих поглаживаний, поцелуев и объятий, которые всегда были частью их отношений. Было только нестерпимое стремление соприкоснуться обнаженными телами, вжаться друг в друга, забраться под кожу и раствориться.
Они были похожи на голодного, дорвавшегося до пищи человека, который ест быстро и торопливо, жадно заглатывая куски, пытаясь быстро насытиться в страхе, что еда исчезнет. Поэтому это было не тихое и нежное слияние, он быстро и резко взял ее с глухим, вибрировавшем в горле звуком, она выгнулась ему навстречу, обвив руками и ногами и прижав его к себе еще теснее. Это была дикая, абсолютно не контролируемая страсть, долго время кипевшая и копившаяся внутри каждого, она сдерживалась обстоятельствами и запретами, которые они когда-то наложили на себя, но вот, наконец, вся эта гремучая смесь выплеснулось наружу и обожгла их до последней клетки.
Они не помнили себя такими, открывая друг друга заново, Дефне не просто отдавала ему себя, как раньше, она брала, ее движения и издаваемые ею звуки буквально лишили его способности соображать и чувствовать что-то еще, кроме ее тела. Для них обоих разрядка наступила слишком быстро, тело Дефне напряглось, потом задрожало, и он вобрал в себя сорвавшийся с ее губ удивленный вздох.
Согреваемые теплом камина, они долго не могли разжать объятий, она по-прежнему прижимала к себе его горячее тело, и он не шевелился, боясь нарушить это единение. Потом она освободила его от своих пут, он перекатился в сторону, оба начали остывать, а вместе с этим вернулась и способность мыслить. Дефне торопливо поднялась и, собрав с пола разбросанную одежду, молча вышла. Омер оделся и присел к камину, не надеясь даже, что она к нему присоединиться, он был ошеломлен и растерян, не представляя, как она отреагирует на произошедшее, и как это отразится на их отношениях.
Выйдя из ванной комнаты, Дефне легла рядом с сыном, прижав его к себе и гладя влажный от испарины лоб, ее мысли тут же вернулись к тому, что недавно произошло. Еще накануне она говорила о необходимости лучше узнать друг друга, упирала на время, которое осталось у нее для принятия решения, а сегодня со страстью, без всяких условий отдавалась его ласкам. При воспоминании о полученном наслаждении ее тело тут же предательски откликнулось. Как завтра утром она посмотрит в глаза Омеру, и что она скажет родным? Что, отключив голову, просто отдалась своим чувствам, не думая о последствиях? Она услышала его шаги и закрыла глаза, войдя в комнату, он постоял над кроватью, затем погладил ее плечо и, наклонившись к самому уху, прошептал:
— Я знаю, что ты не спишь. Я люблю тебя.
Утром она проснулась от того, что было очень жарко, открыла глаза и поняла причину, они лежали очень близко друг к другу, разделенные только тельцем сына, он придавил ее ноги тяжестью своих, и его рука касалась ее бедра. Пытаясь осторожно выбраться, никого при этом не разбудив, Дефне потихоньку, но безуспешно пыталась высвободить ноги, скользя к краю кровати, посмотрела на него и заметила, что он улыбается, потешаясь, очевидно, над ее неудачными потугами, разозлившись, она с силой дернулась и, освободившись, наконец, встала, сердитая на себя, на Омера, а более всего на свою беспечность и просыпающуюся зависимость от него, толкнувшую ее к близости, которую она всеми силами так долго пыталась избежать.
Утром моросил дождь, рисовать она не вышла, а продолжила прерванное накануне чтение, позавтракали поздно, потому что Мерт проснулся не в настроении и много капризничал. Пытаясь его отвлечь, Дефне предложила украсить хвойное дерево, Омер вдруг вспомнил, что в доме на чердаке должны были остаться елочные игрушки, и после непродолжительных поисков принес пыльную картонную коробку. Малыш сразу оживился, деревце было небольшим, и ему разрешили самому повесить игрушки, конечно, никакой симметрии не получилось, где-то было густо, а где-то пусто, но родители исправлять ничего не стали. Дождь усилился, и выйти на улицу было невозможно, после обеда, уложив Мерта спать, Дефне решила объясниться с Омером, он просматривал какие-то документы в гостиной, но поднял голову, когда она вошла.
— Омер, то, что произошло вчера было ошибкой, — начала она, — наверняка, ты все заранее продумал и создал условия, в которых я повела себя ожидаемо. Но, если ты надеялся решить нашу ситуацию таким образом, то твой план не сработал.
Дефне взглянула на него, он слушал не перебивая, потом произнес: