Как решит судьба (СИ)

Вернулся Патрик, и Дефне увидела, что он переоделся. Застиранные джинсы, свободная на выпуск безрукавая футболка с пятнами от красок ему очень шли, так он выглядел намного моложе, атлетичнее и слишком уж привлекательным, с ее точки зрения. На ногах не было ни обуви, ни носков, он был босой. Заметив, что она его откровенно разглядывает, он слегка улыбнулся и прошел на кухню, предложив ей что-нибудь перекусить или выпить. Дефне попросила стакан воды без газа, ее не покидало чувство неловкости, впрочем, так было всегда в его присутствии, с самого начала, и когда он был для нее просто боссом, и позже, когда узнала о его чувствах к ней. Возможно, это замешательство рождалось в ней потому, что она находила его притягательным. Когда он был близко, и, улыбаясь, смотрел теплым взглядом удивительно зеленых глаз, чувственно касался кончиками пальцев, у нее в груди что-то сладко замирало, хотелось закрыть глаза и не двигаться. Дефне не была искушенной в вопросах любви и отношения полов, ее чувственная сторона, едва проснувшаяся от близости с Омером, и жестоко задавленная потом трудностями жизни, понемногу просыпалась, несмотря на то, что она видела Патрика редко и со стороны, ее влекло к нему, но стесняясь, она ни за что не призналась бы себе в этом. После Омера он был единственным мужчиной, которого она заметила в толпе других, искавших ее внимания за эти три года.

Он предложил пройти в мастерскую. Да, это был не ее чердак! Большая, прекрасно освещенная комната с окнами, выходившими на реку, была мало похожа на мастерскую в ее понимании слова. Вдоль одной стены шли кассетные стеллажи для хранения картин, она впервые видела их в домашнем помещении. Картины были аккуратны убраны в ячейки, а не стояли плотно прижатые друг к другу задниками к посетителям, как это бывает в мастерских художников. У стены рядом с дверью стоял, изготовленный, очевидно, на заказ, большой модуль из светлого дерева со множеством выдвигающихся ящиков и открытыми полками сверху, где размещались материалы, необходимые художнику для работы, она заметила несколько мольбертов, на каких-то были законченные картины, некоторые были занавешены.

Возле стены напротив входной двери был сделан подиум, и на нем стояла мягкая синяя кушетка с изящно вырезанной деревянной спинкой и подушкой-валиком в изголовье. Дефне поняла, что эта мебель была сама по себе произведением искусства и, похоже, антиквариатом. Она повернулась к Патрику:

— Какого она века?

— Девятнадцатого, кажется. Я подумал о тебе, когда увидел ее. Она подчеркнет твою красоту, белую кожу и оттенок рыжих волос.

— Ты что купил ее, чтобы я на ней позировала? Тебе не кажется, что это слишком? Сколько она стоит?

— Какая разница, я могу себе это позволить и я хотел ее для тебя. К тому же со временем антикварная вещь в цене только растет. Думаю, ты можешь пройти вон в ту дверь. — Патрик указал на дверь за подиумом, которую она сначала даже не заметила. — Там небольшая комната для отдыха, в ней найдешь свое платье.

Комната, в которую вошла Дефне была такого же размера, как и комната ее сына. Здесь, действительно все располагало к отдыху, стены приятного кораллового оттенка успокаивали глаза, мебели было немного: удобный кожаный диван, к нему два кресла и круглый столик между ними, шкаф с зеркальными дверцами, в которых она увидела растерянную себя в полный рост. В поисках платья Дефне открыла шкаф и сразу его нашла, это золотистого цвета чудо одиноко висело среди чехлов, в которых была убрана другая одежда. Она осторожно вынула плечики и сразу вспомнила, как называлась эпоха, в которой подобную женскую одежду носили – ампир, как и кушетка, которая ждала ее на подиуме. От всей души надеясь, что этот шедевр портновского искусства не антикварный, разложила его на диване, стараясь получше рассмотреть. Это было свободное платье из тонкого шелка со струящимися складками по образцу античных хитонов, с высокой талией, глубоким вырезом лифа и маленькими рукавами «фонарик». По вырезу и по подолу оно было украшено тончайшими кружевами цвета чуть темнее основного тона платья. Дефне никогда не видела такого великолепия, какой особенной, наверное, должна была чувствовать себя женщина, носившая такую вещь.