Как росли мальчишки

Мать моя, раздетая, в платье, вышла на крыльцо, только на плечи накинула спецовочную фуфайчонку. Волосы на голове да и лицо её были помяты после двойной длинной смены. Она как-то уже безучастно и устало глянула на Портянкина и на чёрного петуха. Я, Лёнька и Грач, взобрались на жерди нашего забора и приготовились к зрелищу. За нами в общем ряду сидели, как конники, другие мальчишки и даже девчонки. И все затихли.

Портянкин бросил чёрного петуха к нам во двор и снял рукавицы.

— Ну, береги, Мария, свово красного, — сказал он матери.

Люди, толпившиеся на улице, окружили наш двор и тоже наваливались на жерди, свесив над ними локти.

Наш красный петух уже привык к народу и не обращал на окружение внимания, а вот чёрный растерялся.

Он резво пробежал по незнакомому двору, кося одним глазом по сторонам, и вдруг увидел наших четырёх кур под навесом и, забыв о всякой растерянности, бросился туда, к ним.

Наш петух смело перегородил ему дорогу.

Впрочем, драки сразу не получилось. Петухи минуту-другую как бы танцевали друг перед другом, шаркая разгоряченно ногами по мёрзлому заснеженному двору, и словно что-то клевали.

Чёрный петух был с виду крупнее и тяжелей, он держался к противнику всегда одним боком — тем, где глаз. Ветерок поддувал ему под хвост, шевеля перо, и подгонял в бой.

Наш красный петух суетился, поворачиваясь к незнакомому гостю то одним, то другим боком, и страшно нахохлился, возмущённый этим вторжением. Бордовый его хвост трепыхался султаном.

Безучастные ко всему куры похаживали под навесом и, поглядывая на петухов, подпевали своё:

— Ко-о-ко-о-ко-о… Ко-о…

«Нажрались сегодня остатков зерна и крови, — думал я, — и у них праздник». А петух наш должен был выдержать бой за этот сытный корм. И за хозяйкин расход. Да и мало выдержать — должен победить. Он — красный. И на него загадали своё желание многие изнурённые войной люди.

— Ко-о-ко-о-ко-о… — причитали куры. Им что!

А у петухов разведка, или знакомство, кончилось. И чёрный перестал топтаться и изготовился к бою.

Вот он присел, коснувшись брюхом серого пропылённого снега, и сделал такой молниеносный бросок, что все ахнули. И наш петух, сшибленный им, покатился по двору. Однако не струсил, тут же вскочил и бросился на противника. Они замелькали над снегом: чёрный — красный — чёрный… Сшибаясь, выставляли друг против друга клювы и когти. И задали такой яростный темп, что подмороженная земля заклубилась под ними. И вверх летели перья, тоже чёрные, красные… Ветер торопливо сметал их по снегу в сторону. А потом под петухами заалела капельками кровь. Но бой продолжался.

— От дають! От дають!

Дед Архип прыгал восторженно в своей рыжей шубейке, тоже как петух. И вдруг пронзительно завопил:

— А ну, наддай, чёрный!

Дядя Лёша степенно взял старика за воротник и тряхнул, как бы молча давая понять, чтобы тот угомонился. Лесник Портянкин напряжённо затягивался дымком самокрутки, и двупалая рука его с цигаркой дрожала. Эта искалеченная рука спасла его от фронта. И когда озлобленные иной раз женщины спрашивали его, что же он, эдакий лоб, отирается в тылу, Портянкин им показывал двупалую руку, как документ. И говаривал:

— У меня бронь, бабоньки. Бронь!

Люди отступались с виноватыми глазами, хотя пальцы лесник, возможно, отмахнул топором намеренно. Лисы ведь так делают, попав в капканы, — отгрызают себе лапы и живут.

А в сорок первом, в декабре, на лесников была словно облава, то одного соседа остригли «под машинку», то другого.

После Портянкину жилось спокойно, как карасю в лесном озере. По соседству лес сторожили пенсионеры-старички, и он растворился среди них. Не жизнь, а благодать. Вот только фашисты бы не пришли сюда.

И, возможно, понимая задумку моей матери и других женщин, он, Портянкин, не радовался, когда чёрный петух погнал нашего под навес в глубь двора. Куры испуганно разметались в стороны, раскудахтались. Или им жаль было своего хозяина, или они вообще ненавидели драку. А наш петух, почувствовав, что позади его бордового хвоста родная стена и отступать больше некуда, начал отчаянно сопротивляться. И приспособился сдерживать тяжёлый натиск противника. Впрочем, может, и мы, наша тройка, ему в этом помогли.

Красный. петух вспомнил, что он умеет высоко прыгать, и когда чёрный на него наскакивал, он взвивался метра на полтора вверх, и противник раз за разом врезался в стену.

— Балда! — не выдержал опять дед Архип. И упрашивал:

— Опомнись! Ведь дереву лупишь… Стену…

Дядя Лёша вынул из кармана красную руку и снова дёрнул его за воротник. И пригрозил:

— Замри!

А чёрный петух как раз в это время стукнулся о стену головой, наверное, очень сильно. И опрокинулся. Тут уж наш, красный, ему задал. Только чёрные перья летели. К тому же им, петухам, пожалуй, было неизвестно, что лежачего не бьют. Или у них свои правила. Или, когда война, не до правил. Тут уж не жалей…

И чёрный петух, почувствовав неладное, побежал.

Наш петух добрый, но если его рассердили, тогда уж пощады не жди. Спасение только в бегстве. И в смерти. Чёрный петух понял это.