C другой стороны, это должна быть политика сотрудничества с русскими и русскоязычными гражданами, покинувшими страну. Следует признать институт двойного гражданства, отказаться от любой дискриминации по этому признаку, задуматься о «призыве» на государственную службу в России тех, кто обладает навыками современного управления, полученными в более успешных и менее коррумпированных странах. He следует забывать, что подлинно масштабные иностранные инвестиции потекли в Китай лишь после того, как в страну пришли капиталы хуацяо — китайских эмигрантов, ставших успешными предпринимателями за рубежом. Партнерство двух Россий — «поднимающейся с колен» Российской Федерации и самостоятельного, уверенного в себе Русского мира I — это наиболее эффективное «партнерство ради модернизации», которое только можно себе сегодня представить.
Отечественная элита лжет своему народу, лукаво жонглируя фразой князя Александра Горчакова о том, что «Россия сосредотачивается». Сегодня она, напротив, теряет столь необходимый ей для прорыва в будущее фокус. «Сосредоточение» России требует не отторжения территорий от соседних стран и не выстраивания оппозиции всему остальному миру, а максимального использования для нужд самой страны потенциала всех русских и русскоязычных людей, рассеявшихся на протяжении последнего столетия по нашей планете. Именно поэтому сегодня нам нужно объединение России и Русского мира I — при резком снижении внимания к Русскому миру II, который может дать России гораздо меньше, чем стремится получить от нее.
Печатается по тексту статьи: Иноземцев Владислав. «Русский мир против Русского мира» // Ведомости, 29 июля 2014 г., с. 6–7.
Нам нужны не ценности, а нормы
B последнее время все чаще появляются публикации о том, что разделяет Россию и Европу, а если брать шире — Россию и Запад. Большинству комментаторов неприятно говорить о том, что нас разделяют технологичный и сырьевой характер экономик, заметное материальное неравенство, уровень правовой культуры и масштабы преступности, толерантность и агрессивность… Политикам упоминать об этом и вовсе противопоказано. Поэтому сверху задают, а внизу радостно принимают другой дискурс: разные у нас не нормы, а ценности.
Между тем убедительного в этом подходе немного. Вот и статья М. Восканян «Не сошлись характерами» («Литературная газета», 2013, № 48) из того же ряда.
B чем же фундаментальные изъяны подобного дискурса? Каков альтернативный подход?
Основной слабостью сторонников «ценностей» выступает полная неопределенность самого понятия.
Да, справедливость — великая ценность. Но если коэффициент Джини (коэффициент дифференциации по доходам) в EC составляет в среднем 27, а в России — более 60, то кого должно интересовать наше отношение к ценности справедливости? Ведь в стране ее нет на деле?
Можно осуждать «постхристианскую» Европу и умиляться людьми, набивающимися в новоотстроенные российские храмы, но почему тогда в безнравственной Франции на 60 миллионов жителей приходится 350 живущих не в семьях детей, а на 142 миллиона россиян — 260 тысяч?
И таких вопросов — масса. Если мы столь «ценностно ценные», то почему в стране столько проблем? И как быть, например, с воровством, коррупцией, семейственностью? Если для М. Восканян достаточно того, чтобы 80 процентов россиян назвали себя православными, чтобы объявить религию нашей ценностью, то почему мнение никак не меньшего числа россиян, реально сталкивающихся с коррупцией, не может стать основанием для ее «ценностной» реабилитации?
Понимая, какое отторжение это вызовет, я скажу, пусть даже излишне обостряя: «ценности» — не более чем фикция.
Взглянем на мусульманский мир. B отличие от христианского он более един. «Ценности» объединяют приверженцев ислама куда сильнее, чем христиан. Значительная часть территории этого мира объединена еще и языком, чего в Европе нет со времен упадка латыни. Но при этом стиль жизни и нормы поведения, например в Тунисе и Иране, очень различны. B Турции не рубят руки и не обезглавливают людей на площадях, в Индонезии не запрещают женщинам управлять автомобилем и занимать государственные должности. И это — показатель того, что при общих ценностях в обществах и государствах могут быть разные нормы. И соблюдаться нормы эти тоже могут по-разному. Именно различные нормы и делают общества по-настоящему разными, а не просто отличающимися друг от друга.
Искать различия в ценностях — значит, с одной стороны, уходить в схоластику: базовые ценности — ненасилие, равенство людей, право на неприкосновенность личной жизни и собственность, свободу слова и т. д. — не являются «западными» или «восточными», они универсальны. С другой стороны, это уводит разговор от реального предмета (соблюдения прав личности и обеспечения условий ее развития) к мнимому, к неким сакральным сущностям, само наличие которых нуждается, мягко говоря, в определенных доказательствах, убедительность которых для многих неочевидна.