В любом случае, я решила, что посплю, а потом поеду к Айви. Я отправилась на поиски парка и раскидистого дерева, дающего хорошую тень, поскольку я доверяла деревьям. Но, побродив немного по окрестностям вместе со своим велосипедом, я поняла, что в Мельбурне немногие деревья дают то интимное уединение, о котором я мечтала. В отличие от красного ясеня возле моего дома. Тогда меня посетила другая идея. Эта идея чертовски напоминала выстрел с очень дальнего расстояния, но, раз уж она до меня долетела, я не стала ей противиться. Она касалась той женщины, с которой я познакомилась в поезде. Она дала мне свою визитку, и ведь сказала же она, что я могу ей звонить, если мне понадобится помощь. Я собиралась спросить ее, можно ли мне к ней зайти на чашку чая, а потом, когда мы примемся болтать о театре, я собиралась, может быть, случайно заснуть прямо на ее хорошеньком пухлом диване.
Я набрала номер, но на том конце включился автоответчик. Я глубоко вздохнула, уставясь на ее визитку.
Хелена жила в маленьком типовом домике с плетеной из зеленой проволоки калиткой, с маленьким запущенным тенистым садиком и со старым, обтянутым вельветом диваном, стоящим на открытой веранде. Я увидела диван сквозь деревья и не смогла удержаться. Я направилась к нему так, словно это был мой дом. Я легла и открыла свою книгу ноктюрнов. Я собиралась вновь предаться, ненадолго, океаническим размышлениям, но очень скоро заснула.
А разбудила меня вовсе не Хелена Дубровник. Это была девочка с веснушчатым лицом и вьющимися каштановыми волосами, откинутыми назад и закрепленными заколкой-бабочкой. На ней была школьная форма, а на ее лице — слегка хмурое выражение. Через плечо висела школьная сумка.
— Ты хочешь повидаться с моей мамой? — спросила она.
Я не очень понимала, как следует ей правильно ответить. Я села и попыталась вспомнить, кто я такая, хотя бы — кто я такая по отношению к дивану. Я извинилась за то, что уснула на диване, и сказала, что я жду, когда Хелена вернется домой. Девочка кивнула так, будто нашла это объяснение вполне удовлетворительным, и, бросив сумку на землю, начала в ней рыться.
— А ты записана? — Она подняла на меня глаза, но в ее взгляде не было никакого недоверия.
— Нет.
— Так, значит, хочешь записаться?
— Нет. Зачем?
— Чтобы повидаться с мамой.
— Нет, я просто хотела заглянуть к ней ненадолго.
Девочка пожала плечами и озадаченно на меня посмотрела.
— Принимаешь наркотики? — Она опять нахмурилась. Учитывая ее возраст, ее, безусловно, нельзя было назвать застенчивой.
— Нет. Я просто устала, вот и все. А который час?
— Около четырех. А если ты устала, почему бы тебе не лечь в кровать и не поспать?
Она присела на подлокотник и подбросила в воздух какие-то ключи. Я сказала ей, что моя кровать далеко, и, чтобы хоть ненадолго приостановить этот дикий шквал ее вопросов, я спросила, сколько ей лет.
— Двенадцать. А тебе сколько?
— Семнадцать.
— Круто. А что это за книга?
У меня на коленях лежала книга ноктюрнов. Я объяснила ей, что это собрание картин парня по имени Уистлер. Услышав его имя, она засмеялась.
— Он что, свистел?[2]
— Не думаю, — мрачно сказала я. Мне хотелось заступиться за парня по имени Уистлер, хотя я даже не была с ним толком знакома. Однако мне казалось, что он меня хорошо знает.
— Ты смешно выглядишь. — Ее нимало не напугала моя мрачность.
— Почему?
— Платье смешное.
— Оно раньше было маминым. — Я поморщилась. Почему я не захватила с собой чего-нибудь, чтобы переодеться?
— Ну и ну. Я бы ни в жизни не надела мамину одежду.
— А почему?
Девочка наморщила носик и ненадолго задумалась, но ответа, видимо, так и не нашла. Она снова подбросила ключи в воздух и ловко их поймала, уверенно хлопнув ладонями.
— Просто не надела бы, — сказала она, и я пришла к выводу, что у нее хорошее чутье.
— И правильно. От этого одни проблемы.
— А у тебя проблемы?
Я сдула с колена листок.
— Типа того.
— Какие? Что ты натворила? — Внезапно у нее сделался взволнованный и заговорщический вид, и она резко ко мне склонилась.
— Ну, думаю, я сбежала из дома.
— Круто. — Она надула губы и одобрительно кивнула.
Должна вам признаться, я испытала облегчение оттого, что мне наконец удалось ее впечатлить, особенно после того как я потеряла столько баллов из-за маминого платья. Я позволила ей поразмыслить над этим. Она молчала, и только я начала думать, что у нее закончились все вопросы, как она выступила с очередным вопросом, и это был вопрос-красавец.
— А твоя мама в ярости, что ты взяла ее платье?
Я чуть не рассмеялась.
— Нет. Моя мама живет во Франции. Она и не узнает, что я надела ее платье.
— А почему она живет во Франции? Почему она не живет с тобой?