Читаем Как сделать Россию нормальной страной полностью

В романе «Как закалялась сталь» (обратите внимание на название) описан процесс превращения героя в неживой (или лучше сказать — неодушевленный) объект лишь благодаря принятию коммунистической идеологии. Павел Корчагин замечает, что ему все труднее двигаться, и момент полного принятия им коммунистической идеологии совпадает с его полным параличом. Или другой пример: Андрей Болконский был очень храбр, а Толстой очень выразителен и многословен, но почему-то «несгибаемым» Толстой Болконского не назвал.

Мне могут возразить: для перехода в горизонтальный октант надо возжелать чужого, а Павел Корчагин бессеребреник. Как же он оказался в горизонтальном октанте? Переход в горизонтальный октант осуществляется как следствие Требования или Претензии, направленной не к себе самому, а к другим. Корчагин хотел, чтобы мы жили как он, а не как мы сами считаем нужным, и в этом его трагедия. Он возжелал наше право выбора, хотел делать наш выбор за нас. Ему нужна была не наша материальная собственность, а наш мозг, наша жизненная энергия, наши надежды, наше будущее — а это очень много.

На Нюрнбергском процессе нацисты не признали себя виновными. И были правы. Они действительно выполнили все приказы до конца и поэтому, с социальной точки зрения, не виновны: с этой точки зрения, виновен тот, кто не выполнил приказ. Если же мы переведем их в шкалу индивидуальной ответственности, убийца одного человека уже тягчайшим образом виновен, а об убийце миллионов и говорить нечего.

Когда мертвые играют роль живых, когда ходят по земле «вложившие душу в общее дело», у них должен быть и символ, Непохороненный Мертвый, называемый Вечно Живым. И пока он не похоронен, разговоры о новой России бессмысленны: мы как страна еще не находимся в том октанте, где могут происходить реформы.

Выбор вертикальной ориентации означает рост и развитие, но не обязательно счастье, успех и гармонию с окружающим миром. Можно быть Полом Маккартни, у которого все получилось при жизни, а можно и Ван Гогом или Модильяни, у которых при жизни никакого «успеха» не было, и не надо путать духовный рост с достижением успеха и счастья. Выбор горизонтальной ориентации означает смерть личности, потерю себя, но совершенно не означает невозможности быть по-своему счастливым и добиваться успеха. Человечество не выдумало и, может быть, не выдумает никогда, большего счастья, чем возможность кричать: «Великому Сталину — слава!» Нет и большего спокойствия, чем просто лежать в могиле. Поэтому не стоит выбирать вертикальную ориентацию с целью добиться успеха, признания или удовлетворения. Вертикальную ориентацию стоит выбирать, чтобы быть, а горизонтальную — чтобы не быть. Вот в чем смысл.

<p>Глава шестая. Логика идеологического развития</p>Горизонтально и вертикально ориентированная личность

Когда человек говорит: «Я сам не могу развиваться, лучше я стану мешать другим», он прежде всего лимитирует себя. Эта самолимитация доводится до своего логического завершения, когда человек становится частью коллектива. Теперь мы понимаем: идеология перестает существовать, когда человек, с помощью внутреннего диалога, гонит от себя разрушительные мысли о том, что он не может созидательно трудиться, что он слаб, ему кто-то должен, его обидели, с ним поступают несправедливо. Граждане России уже тысячу лет живут по Евангелию, где сказано, что Сын Человеческий может сделать все: тремя рыбами накормить бедных, пройти по морю яко по суху, воскреснуть. То есть человеку не нужно лимитировать себя.

Мы уже давали определение тоталитарного общества. Теперь дадим определение тоталитарного человека. Прежде всего это человек, уверившийся, что не способен достичь необходимого ему независимо от других. Как следствие — это человек, который не хочет быть собой. Он говорит другим: заполните пустоту в моей душе каким-нибудь заявлением-кирпичом, я буду следовать ему неукоснительно, сделаю его частью себя, вернее, подчиню себя ему. Окружающий мир наделяет такого человека джентльменским набором примитивных и неизменных идей, и эти идеи полностью подавляют его духовный мир. А это, в свою очередь, делает внутренний диалог неинтересным и ненужным. Исчезают все вопросы, и остается лишь уверенность в правоте тех идей, которые были вложены в данного человека. Теперь основой его характера становится длинный список того, что ему «должны» другие. Человеческий организм продолжает жить в духовной коме.

Мы говорили, что тоталитарный человек — это тот, кто лимитирует себя, эдакая дрожащая мышка. Если же человек не желает бояться и дрожать, есть более приятный способ самолимитации — надо просто сказать: «Я все знаю!» Дело в том, что люди еще не научились автоматически распознавать под этой личиной ложь, невежество и остановку времени — симптомы страха перед жизнью и, как следствие, выбора горизонтальной ориентации.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дальний остров
Дальний остров

Джонатан Франзен — популярный американский писатель, автор многочисленных книг и эссе. Его роман «Поправки» (2001) имел невероятный успех и завоевал национальную литературную премию «National Book Award» и награду «James Tait Black Memorial Prize». В 2002 году Франзен номинировался на Пулитцеровскую премию. Второй бестселлер Франзена «Свобода» (2011) критики почти единогласно провозгласили первым большим романом XXI века, достойным ответом литературы на вызов 11 сентября и возвращением надежды на то, что жанр романа не умер. Значительное место в творчестве писателя занимают также эссе и мемуары. В книге «Дальний остров» представлены очерки, опубликованные Франзеном в период 2002–2011 гг. Эти тексты — своего рода апология чтения, размышления автора о месте литературы среди ценностей современного общества, а также яркие воспоминания детства и юности.

Джонатан Франзен

Публицистика / Критика / Документальное
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»
Комментарий к роману А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

Это первая публикация русского перевода знаменитого «Комментария» В В Набокова к пушкинскому роману. Издание на английском языке увидело свет еще в 1964 г. и с тех пор неоднократно переиздавалось.Набоков выступает здесь как филолог и литературовед, человек огромной эрудиции, великолепный знаток быта и культуры пушкинской эпохи. Набоков-комментатор полон неожиданностей: он то язвительно-насмешлив, то восторженно-эмоционален, то рассудителен и предельно точен.В качестве приложения в книгу включены статьи Набокова «Абрам Ганнибал», «Заметки о просодии» и «Заметки переводчика». В книге представлено факсимильное воспроизведение прижизненного пушкинского издания «Евгения Онегина» (1837) с примечаниями самого поэта.Издание представляет интерес для специалистов — филологов, литературоведов, переводчиков, преподавателей, а также всех почитателей творчества Пушкина и Набокова.

Александр Сергеевич Пушкин , Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков

Критика / Литературоведение / Документальное