Как сделать Россию нормальной страной

Русская экономика и русский национальный характер могут быть описаны в нескольких словах: желания всегда непомерно большие, экономика базируется на зависти, закон и персональные отношения интерпретируются в любую сторону, неформальны и мягки.

Еще одно важное ключевое слово для описания русской культуры — технология. Что это такое? Технология — это строго формализованная последовательность действий, направленных на достижение какой-то цели.

Технология бывает и социальная. Например, существует юридический принцип презумпции невиновности. Теперь рассмотрим следующую цитату из ведущей столичной газеты: «Сегодня была изнасилована несовершеннолетняя К. В связи с этим преступлением был задержан некто З. Подонку 20 лет». Так вот, до суда, З. — не «подонок», а всего лишь «задержанный» или «подозреваемый». Интересно, какой процент моих читателей сейчас подумал: «Да как он смеет защищать тех, кто несовершеннолетних насилует?» Ну что ж, тогда еще раз: я защищаю технологию судопроизводства, а подозреваемых защищаю от суда Линча.

Уникальность российской цивилизации в том, что российское общество абсолютно отрицает технологию. Если английский или американский закон базируется на прецеденте, который строго соблюдается в каждом аналогичном случае, то российский закон в идентичных случаях умудряется прийти к совершенно разным решениям. Более того, такой подход поощряется: это называется «подойти с пониманием, с душой».

Отвержение технологии российской цивилизацией хорошо описано в рассказе Николая Лескова «Левша». Напомню его содержание.

Как-то раз англичане подарили русскому царю механическую блоху. Блоха, которую можно было рассмотреть только в микроскоп, пускалась в пляс и посему представляла собой великолепный образец инженерно-механического мастерства. Как только царь увидел блоху, он решил найти русского мастера, который бы превзошел англичан и доказал, что русские умельцы еще лучше. После долгих поисков мастер был наконец найден.

В Англии такой мастер жил бы в Лондоне и ходил бы в шелках и дорогом кафтане, но в России он жил в захудалой деревеньке и ходил в рваном армяке. Причина такой бедности и неизвестности Левши должна быть нам очевидна. Если ты настоящий мастер в России, тебе приходится скрываться от завистников, и как только ты заработаешь на дорогой кафтан, завистники придут и сожгут твой дом. Поэтому логично, что мастер Левша жил там, где он жил, и носил то, что носил, — иначе его бы уже в живых не было. А этот мастер, видно, и совсем великим был, у него даже имени не было: из-за глубокой конспирации звался он просто Левша, эдакий Бродский в ссылке или переводчица таджикских стихов Ахматова.

Ну хорошо, отдал царский курьер Левше блоху и спрашивает: «А что ты с ней сделаешь?». Левша и отвечает: «Тут подумать надо, я с ней чего-нибудь да сделаю». Это «чего-нибудь» очень хорошо раскрывает подход Левши к работе. Слава Богу, что этого разговора английский мастер не слышал, а то с ним бы инфаркт случился еще до того, как Левша к блохе прикоснулся: очевидно, что пляшущая механическая блоха имела пять томов технической документации и потребовала десяти лет конструкторской работы.

Царский курьер предлагает Левше микроскоп, но Левша с презрением его отвергает: «Зачем мне этот ваш мелкоскоп, у меня глаз и так пристрелямши». Даже тут он показывает, с каким презрением относится к технологии, в том числе и к технологии общепринятого языка.

Естественно, когда Левша возвращает блоху царю, она уже больше не пляшет. Когда же царь в ярости дает Левше здоровенного пинка (что тоже очень принято в России), выясняется, что Левша подковал блоху и на каждой подковке еще и имя свое написал. Вес подковок не был принят в расчет, и тонкая английская машинка больше не работает.

Что же Левша сделал с блохой? С одной стороны, подковав ее без микроскопа и написав свое имя на каждой подковке, он достиг практически невозможного. Надо быть сверхчеловеком, богом, чтобы обладать такой ловкостью рук и зоркостью, и в этом Левша намного превзошел англичан, чья ловкость и зоркость — человеческие.

С другой стороны, Левша не принял во внимание инженерные расчеты англичан, и теперь блоха уже не пляшет. Итак, Левша испортил блоху, и это тоже следует отметить как результат презрения Левши к технологии.

Мы видим божественный «подвиг», выражающийся в том, что блоха была подкована без всяких инструментов и приспособлений. Мы также видим полное презрение к кропотливому труду, который пошел на изготовление танцующей блохи: блоха испорчена одним взмахом божественной лапы Левши.